Он вошел в прохладу чужого дома. Крошечные сени, на полу валялось зеленое ведро, и сразу - гостиная, как это бывает в деревенских домах. Старые, но опрятные вещи, стойко несущие свою службу: темно-коричневый старый сервант с поваленной посудой, комод, в центре - круглый стол, покрытый белой свисающей скатертью. Эти люди ценили порядок. Вокруг стола пять стульев. На стенах - множество черно-белых фотографий. Любопытство еще не успело умереть в нем, он подошел и стал с интересом их рассматривать. Старые мужчина и женщина в черном, темном, на женщине - черный платок, тонкие губы подобраны, на груди - медальон, наверно, из золота; на мужчине барашковая шапка. Фотография, похоже, еще тридцатых годов, эти люди давно умерли. А вот, наверно, еще живые: свадьба, в центре невеста в белом, смущенный жених, рядом - подружка невесты в коротком платье по моде 60-х и дружка в смешном пестром галстуке. Молодожены уже старики. Вот и крестины, вот отдельно толстый карапуз, вот девочка лет 12-13-ти - это в нее превратился карапуз или это его сестра? Еще свадьба, еще крестины, он начал уставать и хотел уйти, как вдруг ударило: увидел отца.
С фотографии, где были снята пара: полная женщина в полосатом платье и мужчина в костюме с галстуком, на него смотрел отец. Приглядевшись к одежде, он понял, что это не может быть отец, потому что одежда была по моде 20-летней давности, а вид у мужчины на фотографии такой, как у отца, когда он видел его в последний раз, и все же сходство было необычайным. Сколько он не всматривался в лицо, не мог найти отличия. У него мелькнула мысль снять эту фотографию со стены и забрать с собой, но суеверная мысль остановила его. Он дал клятву не брать ничего, он не мог ее нарушить.
Долго потом ему казалось, что он мог и ошибиться, ведь люди часто выглядят старше или моложе на снимках. Это мог быть отец, но неудачно сфотографированный 20 лет тому - так, что он кажется на снимке почти стариком. Он знал, что отец бывал в этих местах, и кто знает, и он хотел спросить у отца, но так и не вышло, не получилось, а теперь и не спросишь: отец лежит на центральном кладбище, в хорошем месте, где он всегда хотел, а рядом с надгробием отца точно такое же гранитное надгробие сына, на котором высечено имя и дата 1970-1995; на надгробии его подлинное имя, а не кличка Огюст-Октав-как он там, и вообще могила аккуратная, приятно положить цветы. Последняя мечта - лично положить цветы на свою могилу, последнее, что осталось от всех мечт, но ведь и это не сбудется. Если б он еще мог испытывать человеческие чувства, он сказал бы: "очень жаль".
Заходящее солнце окрасит
Кровью все уцелевшие окна
Ты войдешь в чей-то брошенный дом
Поглядеть на семейные снимки
Их не сняли - уйти торопились
Это свадьба, а это крестины
Все висит в черных рамках на стенах
Как похожа гостиная эта
На твой дом. Все дома так похожи
Как похожи кресты на погосте.
Черный дым поднимается в небо.
Как же долго горит твое "завтра"
Ты мечтал, что объездишь полмира
Нет дороги короче, чем эта.
Но пройти ее надобно с честью.
Скоро ночь - поединок со смертью
Она целит в тебя из развалин
Она миной в земле притаилась
Она мышью летучею кружит
И изменой стоит за спиною.
Напиши мне немного, как сможешь.
Напиши мне чего-то смешного.
Ты, наверное, часто смеешься
Посмеемся с тобою мы вместе.
Так смешно - проиграть, победивши.
Так смешно - отступать не разбитым.
Так смешно - умирать, чтобы кто-то
Мог уютно смотреть телевизор
***
Все так же вышло нежданно и странно
Никогда ты не думал о жизни
Ничего про запас не оставил,
Что раздал, остальное сгорело
Ты был должен навеки остаться
В той июньской ночи без рассвета
Кто-то спутал в небесном архиве
Твою долю и долю чужую.
Ты идешь через солнечный полдень
Через площадь, а люди навстречу
Торопятся, невольно толкают
Они полны сегодняшних хлопот
А ты пуст, ты до донышка выпит
Люди - в полдне, а ты - в полуночи
Это черное солнце усопших
По бесцветному движется небу
Живой жизни цветной фотоснимок
В негатив на ходу превращая.
Ныне - стены, а завтра - руины
Ныне - люди, а завтра - горсть праха