— Лошадей в хозяйстве — считанные единицы. А МТС едет со скрипом на ломе тракторов и трофейных автомашин. Хиба ж не стихия?..
Действительно, эта горе-техника беспрерывно ремонтировалась и работала отдельными рабочими полуднями — в интервалах между очередной поломкой.
Городок Подвышков, а по существу рабочий поселок, стоял в стороне от шоссейных дорог, а железнодорожная магистраль перерезала район с запада на восток на две части. Была эта магистраль из тех, которые, пропуская десятки грузовых поездов, только два раза в сутки могут блеснуть почтовым поездом второстепенного значения, связывающим пассажирским движением ближайшие областные города трех славянских республик. Еще над городом скрещивались две авиатрассы: одна шла из Москвы на юго-запад, вторая соединяла столицы Украины и Белоруссии. Поезда шли тут, казалось, извечно, но эти, часто и равномерно проходившие в вышине самолеты, властно напоминали Швыдченке, что где-то есть другая, активная жизнь, сведения о которой ежедневно приносило радио, газеты и журналы. Проходившие в вышине самолеты были как бы напоминанием о том, к чему надо стремиться, чего еще как будто и в помине нет, но что будет, обязательно будет, если районная партийная организация во главе со Швыдченкой сумеет правильно разглядеть, вовремя предусмотреть и устранить многочисленные препятствия, которые послевоенная коварная судьбина расставляла на ее пути. Одним словом, главную задачу, цель своей жизни и работы Швыдченко видел в борьбе со «стихией». Под этим словом он подразумевал все: и нищенское состояние колхозов, и недостатки идейной и культурно-просветительной работы в районе, и кажущееся снижение сознательности граждан района, и возросшую спекуляцию, и религиозные предрассудки, и немощь экономики, израненной войной.
Когда капитан Зуев зашел в приемную секретаря, там, как всегда, толпился народ. Из кабинета доносились голоса; девушка в гимнастерке без погон и с двумя медалями, встав при появлении капитана в форме, сразу пошла доложить. Через минуту Швыдченко выглянул и через дверь бросил несколько реплик вслед уходившим из кабинета двум председателям колхозов.
— Заходите, товарищ Зуев, — пригласил он капитана.
В кабинете, чем-то напоминавшем горенку холостяка, секретарь подошел к шкафу, обитому обыкновенным кровельным железом, и достал из этого сооружения, долженствующего, видимо, временно исполнять обязанности сейфа, небольшую папку с надписью «Дело». Красным карандашом размашистыми буквами было написано: «Военкомат». Положив папку на стол, Швыдченко глубоко уселся в самодельное кресло и, опершись обеими руками на подлокотники, внимательно посмотрел на собеседника.
— Ну вот. И военкоматом обзаводится наш район. Всего четыре с лишком месяца существуем. Район новый. Из разукрупненных после войны. Одним словом, стихия… — Он испытующе посмотрел на капитана: разделяет ли тот его мнение?
Зуев вежливо молчал.
— Вот тут папочку собрал я. Директивы, инструкции. Поступали из области на военкомат… Оно, конечно, в РИКе должно бы храниться, как вы есть по закону отдел ихний, но до организации военкомата мы так между собой распределили: все, что касается экономики — пособий, пенсий, розысков родных, — в райисполком, к Сазонову, а идейной стороной, чисто военными делами — это я пока… занимался. В наших местах бывали когда?
— Родом отсюда, — ответил Зуев.
— Ага… Это интересно, — сказал секретарь, поглядывая на капитана оценивающе, как бы прикидывая в уме — польза или вредная «стихия» возникнет из этого обстоятельства. Затем он встал, подошел к окну и, глядя вверх, на небо, где, как шмель, прогудел самолет, сказал задумчиво:
— На Одессу пошел… Ну что ж, тем лучше. Местность вам знакомая, а о состоянии района мы еще поговорим. В пятницу заходи на бюро. С какого член партии? Ну что ж, приступай к делу. Набирай штат. Мы телефонограмму из области имели насчет вашего приезда. Являйся по начальству в РИК, к товарищу Сазонову. Там халупу для твоего штаба он присмотрел… покамест дело развернется. Не взыщи, конечно… Видал я в других районах — в землянках военкоматы пребывают. Да, я думаю, дело привычное? Так что ли?
