Если бы не голос, то Мастаев сразу бы не узнал Божкова: до того располнел, но на вид не постарел — холеный, ухоженный, правда, сейчас бледный, чувствуется — трусит. И руку не подал, и сел как-то бочком:
— Вспомнил я вас, вспомнил, — процедил он. — Жалко.
— Жалко, что не добили? — рассмеялся Мастаев.
— Один вопрос, — прошептал Божков и склонился поближе. — Кто из клиники «заложил»?
— Закладываете вы, — очень громко сказал Мастаев. — И Отчизну, и друзей, и сослуживцев, и даже бывшую жену.
— Не шумите. Тут не принято так громко говорить. Вот вам, — он положил перед Вахой пухлый конверт.
— Что это? Взятка? Откупаетесь?.. Сумма обозначена в письме.
— Хе-хе, — попытался выдавить улыбку Божков. — Так там Ленин предлагает 100 миллионов Вейсброду.
— Правильно, — так же любезен Мастаев. — Только теперь, благодаря вам, Ленин-то больной. Помочь надо, срочно!
— Да вы что?! Действительно, больны. Столько нулей? Я и не представляю. Это в рублях?
— А ваши счета разве в рублях?
— У меня нет счетов!
— Как нет? Их так много, вы, наверное, запамятовали? Мы вам поможем, — Мастаев положил перед собеседником пачку документов. — Если мы не ошиблись, то это все ваши оффшоры, ваши подписи и ваши личные сбережения.
Трясущимися руками Божков схватил бумаги, придвинул к лицу. Казалось, он готов их съесть:
— Кто это «мы», кто с вами? — он словно хотел спрятаться за этими документами.
— Мы добрые люди, которые всего за десять процентов награбленного, по-мусульмански — закят — жертвоприношение, спишем все ваши грехи и долги перед всеми.
— Где гарантии?
— Гарантию выдаст ваш друг Кнышевский, когда вы его выпустите.
— Что? Это невозможно! Я требую.
— Молчать! — перебил Мастаев. — А то я прямо сейчас, как узаконенный вами дурак, начну вас избивать. Это не Россия, в полиции, может, разберемся? Надеюсь, вы помните, как я ногами мочу.
— Вы что? С ума сошли? Садитесь, не привлекайте внимание, — липкий пот на лице Божкова, он очень бледен, руки трясутся. — Давайте поговорим. Дайте подумать.
— Думать надо было раньше. И болтать более не о чем. Одно излишнее движение, и материалы по электронке пойдут по многим адресам, в том числе и вашим друзьям, а оригиналы вашего досье в банке. Так что исполняйте быстрее. Вот счет для перечисления. А Кнышевского освободить.
— Как?
— Вам виднее. Срок — десять дней. Вот мои координаты в Москве, — Мастаев, вставая, бросил перед врачом визитку, и склонившись к уху: — А жить, небось, хочется? И дети малые. Казалось, рай на земле? Но не вы Бог, вы про Бога забыли.
Все-таки в изворотливости и догадливости Божкова сомневаться не приходилось.
Ну и что он сделает рядовому доктору Зинаиде Анатольевне? Только попросил ее написать диагноз Больного Ленина: «подозрение на опухоль в головном мозге».
Магнитно-резонансного томографа в клинике нет — пациентов, если надо, возят в другую городскую больницу. Больной Ленин должен быть здоровым. Вот и повезли его на обычной машине «скорой помощи», как положено, водитель, сопровождает доктор Зинаида Анатольевна и тот самый тучный охранник, который накануне старый Новый год водкой с пивом отмечал, от ерша зевает. А пациент, то ли сам сбежал, то ли ему помогли бежать. В общем, сам Божков об этом инциденте узнал, находясь в тяжелом состоянии в госпитале — гипертонический кризис. Несмотря на это, он, взволнованный, позвонил первым делом зятю Кнышевского, а ведь в милицию не позвонишь, — сама милиция Кнышевского давно ищет.
А Митрофан Аполлонович в это время в машине Мастаева переодевался, располнел на халявных харчах. Сзади их сопровождает на джипе Башлам с земляками. А Кнышевский первым делом:
— Ваха, ты герой! Не воспитывала тебя Баппа в люльке-качалке. А где мой дипломат? — поехали на съемную квартиру.
Кнышевский из затемненной машины не выходил, бегло осмотрел содержимое своего чемоданчика, и новый приказ:
— На Лубянку.
— Вы что? — поразился Мастаев.
— Быстрее на Лубянку, к станции метро «Лубянка».
Из-за столичных пробок к центру проехать нелегко.
— Вы опять в пасть чудовища? — это Мастаев.
— Да, полтора года об этом в дурдоме думал, мечтал.
