— Я скоро собираюсь замуж, дядя Генри, и мне хотелось бы увидеть…
Он отступил на шаг. Вся мягкость сошла с его лица.
— Замуж! — Его реакция была такой же, как и Колина.
— Да. И я хотела увидеть еще раз свою семью, прежде чем вступить в новую жизнь. Увидеть место, где я родилась и…
— Зайка, кто этот человек?
— Вы его не знаете, дядя. Он архитектор в Лондоне. Ученик Чарльза Берри. — В своем неведении я решила, что, расспрашивая о молодом человеке, искавшем моей руки, он проявляет отцовскую заботу. Но совсем не это беспокоило дядю Генри. Далеко не это.
— Он состоятелен, дядя, из семьи, принадлежащей к хорошему обществу, и прекрасно образован. Я встретила его…
— Вы уже назначили дату свадьбы?
— Мы планируем пожениться весной. Он работает над проектом нового вокзала Виктории, который, как он надеется, будет выбран среди прочих.
— Нам надо будет с ним встретиться, Лейла, — сказал мой дядя с чрезмерной серьезностью.
— Разумеется, — я начала вглядываться в этого человека. Что-то было не так.
Видя мою встревоженность, он смягчился.
— Зайка, милая моя, ты так молода и очень многого не знаешь. Когда вы оставили этот дом двадцать лет назад, мы переживали, что можем никогда больше вас не увидеть, такими яркими звездами вы были в нашей жизни. Мы — одна семья, во всех нас течет кровь Пембертонов. Я вижу это по твоему лицу. Что-то в нем от Дженни, но больше — от моего брата Роберта. Вы с Тео похожи, ты не замечаешь? Я забочусь лишь о твоем благе. И хочу, чтобы ты чувствовала себя здесь как дома, мы все этого хотим.
«Но поступаете совсем не так!» — мысленно крикнула я. Как отчаянно мне хотелось представить, что этот мужчина — мой отец, и с радостью и грустью броситься в его объятия. Теперь уже я не могла этого сделать. Несмотря на то что мы были одной крови, несмотря на то что мы были похожи внешне, он оставался чужим.
— Завтра этот ужасный ветер стихнет, и я смогу показать тебе поместье. Знаешь, это не только холм, наши владения простираются очень далеко.
— Я знаю. Еще роща.
Не знаю, что заставило меня произнести эти слова, но они вызвали потрясающий эффект. Его лицо резко изменилось, черты стали жестче, челюсть застыла.
— Ты помнишь рощу?
— Нет. Колин рассказал мне о ней.
— Понятно. И что же он рассказал тебе?
— Только то, что она есть.
— Ну, имение наше большое, и нам принадлежат земли отсюда до Ист Уимсли. Со временем ты все это узнаешь. Я надеюсь, ты останешься здесь надолго. Я искренне надеюсь на это.
Опять парадокс: произнося эти слова, он явно этого не чувствовал.
— А, вот и Гертруда с твоим чаем. Хорошего сна, зайка, завтра все будет лучше.
Я смотрела, как он удаляется, и почувствовала себя немного лучше. Гертруда молча вошла с подносом, на котором стояли чайник, чашка, сахар и чашка со сливками. Возможно, это был плод моего воображения, но когда она поставила поднос на маленький столик у камина, а потом подошла поправить постель, у меня сложилось четкое впечатление, что она краем глаза наблюдает за мной. Или, скорее, что она очень хотела бы взглянуть на меня, но заставляет себя отводить глаза.
Слишком усталая для того, чтобы быть любезной, я напрямик выпалила:
— Гертруда, вы меня помните?
Она вдруг прервала свои дела и застыла, как статуя, над кроватью.
— Да, помню, мисс Лейла.
— Извините, я вас не помню, — я подошла поближе, чтобы встать напротив нее. — А вы давно у Пембертонов, Гертруда?
— Почти тридцать лет.
Она все еще не глядела на меня, застыв, как кошка перед прыжком. Мне пришло в голову, что это необычное поведение для женщины, которая, возможно, заботилась обо мне, когда я была ребенком. Она, казалось, почти боится меня.
— Спасибо за чай. Больше ничего не нужно.
Я смотрела, как она с трудом ковыляет к двери, на ее вьющихся волосах играл отблеск огня. Было ли что-то знакомое в этой странной походке? Наблюдала ли я ребенком за тем, как ходит Гертруда, удивлялась ли ее хромоте? Когда она открывала дверь, во мне мелькнуло одно чувство. Ощущение того, что я знала эту женщину раньше.
— Гертруда, а вы скучали по мне, когда мы уехали?
Она тут же обернулась, и я была удивлена, заметив слезы в ее глазах.
