Сочувствие, проявленное к Германии многими влиятельными лицами в Англии, подействовало ослепляюще на таких дипломатов-самоучек, какими были Розенберг и Риббентроп. Они считали, что симпатизировавшие им люди уже стали, как и они сами, участниками огромного заговора. Конечно, некоторые из этих англичан были глупцами, но, во всяком случае, они не хотели стать предателями.
После того как Германия оккупировала Чехословакию, люди ранее сочувствовавшие Гитлеру, поняли, какой сюрприз готовил им фюрер. Нацисты очень, быстро растеряли в Англии всех своих друзей, но ни Риббентроп, ни Розенберг, по-видимому, не осознали этого.
В оценке обстановки, подготовленной для Гитлера; министерством иностранных дел и бюро, которым руководил Розенберг, утверждалось, что Англия ведет двойную игру и Германии не следует опасаться ее вмешательства в дела на континенте. Риббентроп, в частности, писал: «Англия никогда не осмелится противодействовать фюреру, или она будет повержена, как и Польша и потеряет свои колонии. Францию же, если она попробует вмешаться, легко обескровить, прикрываясь укреплениями Западного вала».
Чтобы поддерживать у Гитлера именно это мнение о складывающейся обстановке, Риббентроп полностью узурпировал право доклада фюреру по международным делам. Он даже издал директиву, в которой указывалось: «Если я узнаю, что кто-либо из сотрудников министерства придерживается иного, чем я, мнения, этот человек будет лично мной уничтожен и всю ответственность за это перед фюрером я беру на себя».
Не удивительно поэтому, что все сотрудники немецкой дипломатической службы, дорожа своей жизнью стали срочно приводить разрабатываемые ими документы в соответствие со взглядами Риббентропа.
В то время как нацисты ошибочно полагали, что завели себе в Англии надежных троянских коней, в их собственном лагере был не один такой конь. Англичане сумели использовать эту блестящую возможность. Люди, о которых идет речь, могли бы стать неисчерпаемым источником ценнейшей информации о планах и намерениях высших кругов Третьего рейха. Служители католической церкви, представители немецкой знати и социал-демократы составляли эту разношерстную групп убежденных антифашистов, готовых в любую минуту оказать содействие в борьбе против гитлеризма.
К числу этих людей принадлежали такие хорошо осведомленные о делах рейха люди, как Ганс Остер, бывший немецкий посол в Италии Ульрих фон Хассель, бывший начальник генерального штаба генерал Людвиг Бек, бывший мэр Лейпцига Карл Горделер, генералы Вицлебен, Фалькенхаузен и Томас, ответственные сотрудники правительственных учреждений Донани, Мольтке и Попитц. К сожалению, их антигитлеровские настроения так и не привлекли внимания англичан.
Самой колоритной фигурой среди лиц этой группы оппозиционеров был молодой юрист Фердинанд Шлабрендорф. Несмотря на свою молодость, он уже имел большой опыт выступления против нацистов. Еще в 1928 году он смело выступал на митингах нацистов, умело разоблачал и высмеивал гитлеровских агитаторов, мужественно переносил побои штурмовиков.
Семья Шлабрендорфа издавна была связана родственными узами с английской аристократией. Одним из предков молодого Шлабрендорфа был барон фон Штокмар, английский государственный деятель, наставник королевы Виктории, сыгравший не последнюю роль в устройстве ее брака с принцем Альбертом. Поэтому заговорщики выбрали именно Шлабрендорфа для поездки в Англию, чтобы предупредить англичан о грозящей им опасности. С важной секретной информацией Шлабрендорф отправился в Лондон. Однако официальные лица английского правительства отказались принять его. С большим трудом Шлабрендорф добился аудиенции у лорда Ллойда, видного члена консервативной партии, находившегося в оппозиции правительству Чемберлена и у Уинстона Черчилля.
Шлабрендорф, излагая цели своего визита Черчиллю, чувствовал себя не совсем удобно. Ведь ему, немцу пришлось приехать в Англию, чтобы выдать самые сокровенные тайны своей родины. Сидя перед Черчиллем в его загородном доме, Шлабрендорф начал с того что заявил: «Сэр, вы должны понять, что я не нацист Я патриот». При этих словах собеседника полное лицо Черчилля расплылось в улыбке и он тихо заметил: «я тоже».
