Конечно, перед нами не стенография, не анналы адиабенских царей, и даже не «Анналы» Тацита, и не сочинение Иосифа Флавия, но то, что прозелит Монобаз из далекой Адиабены, который царствовал через 30 лет после Иисуса, в рассказе, записанном кодификаторами раввинистического предания через полтора века после самого Монобаза, говорит словами Евангелия (ср. Мф. 6: 19–20), не может не удивлять и не привлекать нашего внимания. И один из интригующих и интереснейших вопросов: каким образом эти тексты перекидывают столь необычные мосты во времени и в пространстве?
Кстати, из чего складывается евангельское сокровище на небесах? Сегодня ответ обычно звучит так: «любовь к ближним, к врагам, совершение добрых дел, самоосуждение, покаяние, пост и молитва» (Гладков Б.И. Толкование Евангелия)>9. Я ни в коей мере не хочу ставить под сомнение весь этот перечень христианских добродетелей. Но само Евангелие говорит о другом и дает совершенно предметный ответ: Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе вместилища неветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах (Лк. 12: 33). Лишь то, что мы отдаем, совершенно застраховано от воров, и «чужая рука не может завладеть им». Отдать — сберечь от моли и ржи. Пронести сквозь игольное ушко возможно лишь то, чего нет. Что роздано и потому ничего не весит и не занимает никакого места. Такова парадоксальная, но одновременно предельно конкретная логика Евангелия. Именно так копит свое небесное сокровище Монобаз раввинистической барайты>10.
Иерусалим в дни праздников
Но вернемся к демографии. В Риме, самом большом городе Римской империи, в I веке могло проживать до 800 тысяч человек. Следующим по величине городом была Александрия — 400 тысяч, затем Эфес — 200 тысяч и Антиохия — 150 тысяч. Население других крупных городов не превышало 100 тысяч. Иерусалим — он же «Сион», «Град Божий», «Святая гора», «Дивная высота», «Радость всей земли», «Город великого Царя» (см. Пс. 47) — не был мегаполисом своего времени, его население пульсировало. Постоянное население составляло порядка 80 тысяч, но когда «бесчисленные группы мужчин из несчетного множества городов, некоторые по земле, некоторые по морю, с востока и с запада, с севера и с юга, прибывали в Храм на праздник» (Филон Александрийский. Об особенных законах, I, 69), то в нем могло собираться, как полагают, до миллиона человек. А это значит, что на время праздников относительно небольшой город превращался в самое обитаемое и многолюдное место не только Римской империи, но, вероятно, всего тогдашнего мира.
Иерусалим не мог вместить всех прибывавших на праздники, паломники располагались на ипподроме, в палаточных лагерях, которые устраивались за стенами города (см. Иосиф Флавий. Иудейские древности, 17, 10, 2), а также в окрестных селениях. Иисус со Своими последователями останавливался в Вифании, в пятнадцати стадиях (более двух километров) к северо-востоку от Иерусалима (см. Ин. 12: 1; Мф. 21: 17).
Сегодня, когда мы перед сном открываем Евангелие и в тишине кабинета читаем поучения и притчи Иисуса, мы мало задумываемся о том, что изначально они прозвучали среди шума этой вселенской толчеи. Мы привыкли, что эти слова уже сотни лет пользуются особым вниманием, и не задумываемся, что когда-то им приходилось бороться за слушателей.
Отсюда яркие образы, сравнения и аллегории. Иногда неожиданные. Иногда парадоксальные. Нередко откликающиеся недоумением. Способные привести в изумление и восторг.
Поразить слушателя — самая первая задача притчи. Всякий огнем осолится (Мк. 9: 49). Не солью осолится. И не огнем опалится. А именно огнем осолится! Но разве огонь делает соленым? Это сильный смысловой натиск. И это притягивает внимание.
Чтобы тебя слушали, необходимо, чтобы тебя услышали. Приклонили к тебе свое ухо. Первое дело — привлечь внимание. И завладеть им!
— То есть особая образность евангельских притч имеет стратегическое значение и призвана акцентировать внимание слушателей?
— Да, именно это обеспечивало конкурентоспособность проповеди в условиях, когда публичные прения, диспуты, толки на площадях и у врат привлекали всеобщее внимание и собирали толпы любознательных слушателей.