Итак, передо мною забрезжил очередной лучик надежды. Мираж благополучия освежил иссохшие потрескавшиеся от жажды губы. Мне было обещано триста "баксов" в месяц в пересчете, естественно, на рубли за деятельность в качестве заместителя ответственного секретаря газетки и столько же в виде гонорара, причем, была обещана еженедельная полоса в полное владение.
Я тут же хоть и сумбурно пересказал вышеизложенное жене своей Маше и стал готовиться к новым обязанностям, "положение обязывает", - как говорят просвещенные французы. Пришлось немедленно постричься у домашнего парикмахера, для чего проволок своё тулово тремя этажами выше. Отгладил потертые джинсы, почистил ботинки и зубы, побрился. Умудрился при этом не перепутать ни щетки, ни кремы.
III
Происхождение мое туманно. Отцом моим считается критский царь Минос (до сих пор не могу называть его отчимом), но на деле я - сын Посейдона, в облике белого быка покрывшего (как и свойственно богу Титаниду, гораздого на сексуальные ухищрения и изыски) мать мою Пасифаю, дочь Солнца-Гелиоса, дотоле благонравную супругу Миноса. Ей внушила противоестественную страсть к чудо-быку разгневанная на неё Афродита. А, может, таким образом Посейдон отомстил Миносу за его гордыню и жадность, за то, что царь собственный произвол поставил законом для себя и подвластных. Впрочем, таковы многие властители, экс-президент Мангазеи Мельцин зело схож с Миносом.
Однако вернемся к нашим быкам. Несчастная женщина настолько распалилась от неистовой страсти, что уговорила искусного на все руки Дедала смастерить деревянную корову, во чрево которой и забралась, дабы исполнить волю богов. А темпераментный белый бык, не распознав обмана, покрыл деревянную корову и был таков. Между прочим, зачав, таким образом, меня, многогрешного.
Вообще-то бык кончил жизнь безрадостно. Геракл увёз его с Крита и отпустил на волю в долине Аргоса по повелению царя Еврисфея. Животное двинулось по Истму в Марафон, убивая попутно людей, как говорится, пачками и сотнями между городами Пробалинф и Трикоринф, что даже по древнегреческим меркам было чересчур, причем среди погибших оказался и сын Миноса Андрогей, решившийся сразиться с чудовищем. Спасая народ, на поединок с быком отважился Тесей, он ловко ухватил быка за смертоносные рога и победно проволок его по улицам Афин к крутому склону Акрополя, где и принес животное в жертву то ли Афине, то ли Аполлону.
Тогда же Минос и установил тягостную дань (плату за смерть сына своего Андрогея) - обязал афинян раз в девять лет (как раз в конце Великого года) присылать на Крит семерых юношей и семерых девушек. Их отводили в лабиринт, где бы их пожирал Минотавр, быкоголовое чудовище. Минотавр - кличка, прозвище, переводимое, как "бык Миноса". Подлинное мое имя Астерий или Астерион. Вообще-то от Миноса у Пасифаи немало детей: Акакаллида, Ариадна, Андрогей (убитый быком на афинском побережье), Катрей, Девкалион, Главк (который достоин отдельного рассказа, см. у Эзры Паунда "Идиллию о Главке" в моем переводе) и Федра. А от Гермеса она родила Кидона и от Зевса ливийского Аммона.
Когда моя мать родила получеловека-полуживотное, урода с человеческим телом, руками-ногами, но головой быка, повитуха хотела, было, уничтожить позорный приплод. Но Минос оказался на высоте, не позволил меня сактировать, умертвить. Только ограничил мои передвижения по Кноссу. Как иначе, каково было ему с его-то гордыней постоянно слышать (не людские пересуды, критяне боялись на царя и глаза поднять) от меня слюнявое мычание, явно неприспособленное для передачи осмысленных человеческих звуков: "Папа! Па-по-чка! Отец!" (разве что "Мама! Ма-мо-чка!" лепетал я с облегчением).
Не радовали его и мои детские игры, бодания едва прорезавшимися бугорками молочных рогов, бесконечные преследования, желание сопроводить отца на службу, в порт или на биржу. Там мне привольно игралось в прятки, благо, бесконечные коридоры, многометровые анфилады и уютные тупики многочисленных залов и комнат позволяли мне сие проделывать с истинно телячьим восторгом. Царский дворец, похожий на музей, менее подходил для шумных пробежек.
