– Ох, – пробормотал он, – ты сведешь меня с ума.
Он закрыл глаза, чтобы не видеть головокружительного вращения: бешеного мелькания трех дисков, которые никогда не совместятся; убийственная несовместимость, в которой нет ни мгновенья покоя.
Кофе, которого никто не выпьет, бутерброды, которых никто не съест, – реквизит кровавой драмы, куда его вовлекли как единственного и необходимого статиста, – но все же его утешало, что Больда разогреет себе этот кофе, что Глум завернет эти бутерброды и возьмет их с собой на работу.
– Можешь идти, – устало промолвила Нелла, накрывая кофейник зеленой крышкой.
Он отрицательно мотнул головой.
– Почему бы нам не попытаться как-то упростить жизнь? – сказал он.
– Что же нам, пожениться, что ли? – ответила она. – Думаешь, это что-нибудь упростит?
– А почему бы и нет?
– Иди лучше спать. Я не хочу тебя мучить.
Он вышел, не сказав ни слова. Тихо прошел через прихожую в ванную комнату. Там зажег газ, пустил воду и положил шланг гибкого душа так, чтобы вода бесшумно наполняла ванну.
Он долго стоял неподвижно и тупо смотрел на воду, поднимавшуюся легкими голубоватыми струйками со дна ванны, и напряженно ловил доносившиеся снаружи звуки; он слышал, как Нелла прошла к себе, потом, как она заплакала. Она оставила открытой дверь в свою комнату, пусть он слышит ее плач. В доме было тихо, прохладно. Уже светало. Занятый своими мыслями, он бросил в ванну окурок и, чуть не падая от усталости, наблюдал, как размокает окурок, как оседает на дно темно-серая пыль – это затвердевший пепел, а светло-желтые крупинки табака сперва идут густой полосой, потом расплываются по поверхности воды, и вокруг каждой крупинки желтоватое облачко; сигарета потемнела, и на ней отчетливо проступила надпись «Томагавк». Когда он курил сигареты, он для удобства выбирал бабушкин сорт, чтобы всегда быть готовым к ее набегам. Желтоватое облачко разрослось уже до размеров гриба, но вода, бившая из душа на дне ванны, выталкивала наверх расплывавшееся, блекнущее облачко, не давала ему опуститься, а внизу, на чистом синем дне ванны, кружились черные затвердевшие частички пепла, и неведомая сила медленно увлекала их к стоку.
Нелла продолжала плакать, дверь оставалась открытой, он выключил вдруг газ, закрыл кран, вытащил за никелированную цепочку пробку из ванны и проследил, как желтоватое табачное облачко исчезло в водовороте.
Он погасил свет и направился к Нелле. Она курила и рыдала. Он остановился в дверях и суровым голосом, удивившим его самого, крикнул:
– Чего ты, собственно, хочешь?
– Войди, присядь, – ответила она. Улыбка у нее не сразу получилась, и это тронуло его; не часто с нею такое случалось. Он сел, взял сигарету из пачки, которую она протянула ему, а она снова улыбнулась, и теперь уже широко; казалось, что кто-то нажал тайную пружину; как фотограф пользуется лампой-вспышкой, так она пользовалась своей улыбкой, – она славилась ею, но теперь эта улыбка утомляла его, как утомлял и вид ее нежных белых рук, прославленных не меньше, чем ее улыбка: она не пренебрегла и самой дешевой уловкой: положила ногу на ногу и чуть откинулась назад, чтобы виднее была ее красивая грудь.
В ванной забулькали остатки воды: короткий всхлип, и уже не слышен больше успокоительный шум.
– Замуж, – тихо сказала она, – я не хочу больше. На это я больше не пойду. Если хочешь, я тут же стану твоей любовницей, ты это знаешь, и буду тебе вернее, чем жена, но замуж я больше никогда не выйду. С тех пор как я по-настоящему поняла, что Рая больше нет, я часто думала, что лучше мне было бы вообще не выходить замуж, к чему этот маскарад, это кривлянье, эта убийственная серьезность в браке – и страх вдовства? Гражданская регистрация, венчание в церкви, а потом является какое-то ничтожество и посылает твоего мужа на верную смерть. Три миллиона, четыре миллиона этих торжественных союзов разрушено войной: вдовы, вдовы – у меня нет ни малейшего желания быть вдовой, и ничьей женой я тоже не хочу быть, и детей я больше иметь не хочу – вот мои условия.
– А мои ты знаешь, – сказал он.
– Конечно, – спокойно ответила она. – Тебе надо жениться и усыновить мальчика, и потом ты, вероятно, захочешь собственных детей.