— Вытекает.
— Вот и в полупроводниках вытекает! Из «рХn = const»! — Корнев смачно потер ладони. — Ну, объясняйте, я весь внимание.
Пецу очень хотелось объяснить ему не это, а неуместность, даже скандальность такого поведения на виду у сотрудников. Но — облик Александра Ивановича дышал уверенностью, довольством собой, какой-то счастливой озаренностью; видимо, он и вправду что-то нашел. И Валерьян Вениаминович придвинул лист бумаги, принялся чертить на нем графики, писать символы — объяснять. Сначала сухо, с оттенком вынужденности, но постепенно увлекся: нетривиальный вывод, что в неоднородном пространстве-времени появляется без внешних зарядов (от знаменателя формулы), электрическое поле, был, как мы отмечали, его тайной гордостью.
— Та-ак!.. — нетерпеливо приговаривал Корнев, ёрзая на стуле. — Ага, значит, чем круче градиент, изменение величин квантов с высотой, тем сильнее поле. Вот и в полупроводниковом переходе — чем резче меняется концентрация примесей, тем сильнее напряженность…
— И что же? — не выдержал Пец.
— А то, майн либер Валерьян Вениаминович, что должно быть в НПВ справедливо и обратное: чем сильнее поле, тем круче сделается градиент величин квантов. Ведь как в полупроводниковом диоде? Если приложить обратное напряжение, барьер расширится. Уподобим барьер неоднородности в Шаре такомe р-n-переходу. Только нам надо наоборот: чтобы от приложения внешнего напряжения он сужался…
— То есть не как в диоде? — Валерьян Вениаминович ничего не понимал.
— Да… то есть нет… то есть… ага!.. — Корнев сбился, в недоумении поднял брови. — Гм… нет, диод здесь ни при чем.
— А что при чем?! — Пец начал сердиться.
— Э-э… м-м… понимаете. Валерьян Вениаминович, я ведь, собственно, о том что… ну, это поле Шара — оно ведь не космической напряженности, а так себе… — Александр Иванович окончательно утерял нить и мямлил, выкручивался, лишь бы спасти лицо. — Н-ну, как и у атмосферных объектов таких размеров… геометрических, я имею в виду. Грозовая туча может нести такое же поле. А напряженности в них куда выше бывают, молнии получаются.
— Так что?
— Ну и… — Корнев в отчаянии ухватил нос, отпустил. — Ничего. Мне показалось… — Вильнул глазами, уводя их от спокойно-негодующего взгляда директора. — Сорвалось. Я пойду, Валерьян Вениаминович?
— Минутку, — тот огляделся, понизил голос. — Послушайте, Саша, вы только, пожалуйста, не повредитесь на этой проблеме. Я вас очень прошу. Вот и Зискинд ушел. С кем я работать-то буду?
— Хорошо, Валерьян Вениаминович, я постараюсь, — смиренно ответил увядший Корнев. — Так я пошел.
И он удалился, необыкновенно сконфуженный и раздосадованный: так срезаться! А ведь была идея, была! Рассчитывал, что по пути до координатора она оформится, а вышло наоборот: растряс. Надо же!
II
Пец после его ухода вернул стул к экранной стене, сел в прежней позиции, положив руки на спинку стула, — но глядел на экраны, ничего не видя. Он был расстроен. «Ну что это такое: главный инженер солидного НИИ, орденоносец… Страшнов недавно говорил, что надо на второй орден представлять, да и есть за что, — а как мальчишка! Примчался, нашумел, оператора с места согнал. И, главное, не продумал идею как следует, а пытался внушать. Полупроводниковый р-n-переход… ну при чем здесь, спрашивается, то соотношение — произведение концентраций! — к моему? Нашел сходство, эва… Да в теориях навалом случаев, когда произведение величин постояннее сомножителей, это основа взаимосвязи. И поле в диоде… что у него общего с полем в Шаре, оно ведь от совсем других причин! Объяснил: если приложить напряжение, барьер расширяется — это он барьер сопротивлений имел в виду. А нам надо, чтобы он сужался, в том вся и загвоздка, молодой человек… О господи!» — Валерьян Вениаминович едва не подпрыгнул на стуле. Мысль оформилась в мозгу так отчетливо, будто кто-то произнес ее громким голосом: «Да ведь потому тот барьер и расширяется, что там поле обычное, а твое, которое „от знаменателя“, будет сужать барьер!»
…Он влетел в приемную, спросил Нюсю голосом, каким кричат о пожаре:
— Корнев! Где Корнев?!
