— Старика не трогать, в сторону его! — бросил кто-то из них, и бедный Харитоныч с хрустом отлетел в кусты.
Ничего больше не говоря, они кинулись на Олега, и эта их деловитая немногословность яснее ясного показала, что бить они намерены безжалостно. Олег протрезвел. Трое на одного — многовато, но Олег не был бы парнем из Улан-Удэ, города, помешанного на боксе, если бы не владел двумя-тремя приемами, да и Афтэков, спасибо ему, дал в студенческие годы немало жестких уроков на тренировочном ринге.
Первые мгновенья Олега спасала подвижность. Правда, он пропустил два-три сильных удара, но, уклоняясь и нанося сухие, точные удары, удерживал противников на расстоянии. Те же, почувствовав, что драться парень умеет, стали осторожнее. Клетчатый начал заходить со спины. Следя за ним, Олег на миг упустил из виду остальных. Удара он даже не почувствовал — просто в голове метнулась ослепительная вспышка.
Когда огонь, полыхнувший перед глазами, угас, он осознал, что лежит ничком, прикрывая лицо, и его бьют ногами. В мозгу щелкнуло некое реле: их же трое — маленькая толпа, а толпа всегда действует на самовзводе, распаляясь до полной потери человечности. Подумалось: „Так могут и убить!“ Олег попытался приподняться, но его сбили, ударив в челюсть носком ботинка так, что хрустнули зубы, рот мигом наполнился кровью и пронзило болью шею, словно полопались позвонки. Мельком, в слабом свете удаленного фонаря, Олег успел заметить перстень, сверкнувший на пальце клетчатого. „Как у Кидолу“, — вспомнилось отчего-то и сразу же показалось, что в сторонке, полускрытый кустами акации, стоит Модэ, и глаза на каменном его лице излучают жестокий, нечеловеческий холод. И холод этот проник в Олега. „Да, жестокость… не жалеть ни себя, ни их“, — понял он.
Какая-то совершенно непонятная сила подняла его на ноги, преобразила, сделав первобытно нечувствительным к боли, стремительным и свирепым, как зверь, удесятерила силы. Все произошло молниеносно. Клетчатый, получив удар в подвздох, согнулся, и Олег изо всех сил пнул его в лицо. Остальные двое на миг отступили в замешательстве.
Олег, задыхаясь от злобы, кинулся на них, но тут, словно автоматная очередь, аллею прошила трель милицейского свистка.
— Рвем когти! — крикнули полузадушенно.
Олег не успел перевести дыхание, как оказался в одиночестве. К нему, блестя металлическими пуговицами, спешил милиционер.
— Харитоныч! — не обращая на него внимания, позвал Олег. В кустах заохало, зашуршало, завозилось. Наконец, пошатываясь и причитая, Харитоныч вылез, огляделся, принялся ощупывать себя. На лбу у него темнела ссадина.
— Вот страхи! — бормотал он. — Говорил я… Ох, не надо было тебе связываться с фулиганами. И вторую бутылку зря мы взяли…
— Так, — кашлянул милиционер. — Значит, выпивши?
— Напали на нас, — попытался объяснить Олег, все еще содрогаясь от ярости. — Выпили, конечно, и стали уходить, а тут какие-то сволочи…
— Попрошу не выражаться! — сурово оборвал его милиционер. — Здесь место отдыха, а вы в таком виде, нетрезвые к тому же. Придется вам пройти со мной в отделение.
— Да на нас же напали! — вскричал Олег.
— Там разберемся!
Олег провел рукой по лицу, потом взглянул на ладонь — она была в крови. Он уныло качнул головой:
Вот и состоялось утоленье жажды,—
У поэта взяли на анализ кровь…
Милиционер подозрительно покосился на него, на всякий случай предупредил:
— Гражданин, не усугубляйте!
По дороге Харитоныч убито ворчал:
— Говорил я тебе, говорил!.. Ах ты, господи, господи, на седьмом-то десятке, и — под конвоем в милицию! Пер-ный раз в жизни…
— Ничего, Харитоныч, и это надо испытать. — Олег поглядел на выжелтившуюся за деревьями круглую, словно медаль, луну. — Не бойся, наше дело правое.
Дежуривший в отделении молоденький лейтенант изумился неимоверно, когда милиционер доложил ему: — Вот, товарищ лейтенант, подрались в горсаду.
— Как?! Неужели этот… этот… — от возмущения дежурный даже не нашел подходящего слова, — напал на старого человека? — Он оглядел Олега и присвистнул: — Ай да папаша, молодец! Здорового парня вон как отделал.
— Не так, сынок, не так дело было, — Харитоныч пустился в объяснения. — Мы-то с ним вместе были, а те, значит, на нас…
