Без большого шума на рысях разошлись крылья. Облава начинала разворачиваться. Теперь до того момента, когда далеко в горах, охватив верховья распадков, сомкнутся оба крыла и газарши поприветствуют друг друга, тобши был свободен. Нукеры уже успели поставить походную юрту и приготовить завтрак.
Совершив возлияния духам предков, земле и небу, Гийюй и его гость принялись за еду.
— Мне не приходилось охотиться у вас в Иньшане, — говорил западный чжуки, проворно орудуя ножом. — Но о богатстве тамошних мест я наслышан.
Бальгур молча отпил из чаши и начал резать холодную грудинку.
— Здесь места богаче дичью, чем наши земли в Великой Петле, — продолжал Гийюй. — Зато там хороши пастбища и теплее там, конечно… Мне кажется, что роды Лань и Солин наиболее пострадавшие, поэтому мы должны более других думать о возвращении своих земель, не так ли, князь Бальгур?
— Да, — согласился старый князь. — Но это должен быть настоящий поход, а не легкомысленный набег. Понадобятся силы всей Хунну. Кто сумеет собрать их под свой бунчук? На Туманя надежды мало…
— Скажи уж прямо: ее совсем нет, — сумрачно усмехнулся Гийюй, наполнил чаши и, чуть подумав, продолжал — Не знаю, верить или нет, но есть слух, что Модэ вернулся неузнаваемым. В его охранной сотне одни свирепые рыжеволосые динлины, и без них Модэ не делает ни шагу… От всех своих воинов требует слепого повиновения. В колчане у него всегда свистящие сигнальные стрелы — куда Модэ их пошлет, туда, не задумываясь, должны стрелять и воины. За промедление, а тем паче за ослушание — смерть. Недавно он выстрелил в своего боевого коня. Некоторые из бывших рядом воинов не отважились на такое, за что и были немедленно казнены. Говорят, более десяти человек лишились голов. Народ в его уделе уверен, что молодой князь, будучи у юэчжей, потерял рассудок. Однако я вижу в этом конечно же не сумасшествие, а поступки зрелого повелителя войск.
— Модэ требует слепого повиновения, ты сказал? — Бальгур пристально смотрел на Гийюя.
— Да. И это правильно!
— Слепое повиновение… — прошептал Бальгур, закрывая глаза. — Слепое… незрячее повиновение…
Гийюй подумал, что сейчас старый князь похож на травознатца, пробующего на вкус некое снадобье: не ядовито ли?
— Хочу думать, Модэ образумится, — медленно начал Бальгур, — поймет, что ступил на путь, чреватый большими бедами. Ибо требовать слепого повиновения — это требовать бессердечия. Такое требование человека, власть имущего, породит людей двоякого рода: бессердечных действительно по слепоте — они опасны, и бессердечных по расчету — эти просто страшны! Ты согласен со мной, чжуки?
— Что-то не понимаю я тебя, князь Бальгур, — недоуменно поднял брови Гийюй. — Я знаю одно: Модэ — это тот человек, который способен возглавить наш будущий поход. Мы должны быть готовы поддержать его, если… если шаньюй воспротивится.
— Поход… — Бальгур пожевал губами. — Как бы до того времени кое-что не изменилось…
— Пусть изменится! — воскликнул Гийюй. — Что бы ни случилось, поход неизбежен! Или ты уже не веришь этому, князь Бальгур?
Бальгур задумался. Все очень походило на то, что Гийюй, решив-таки сместить Туманя, старается привлечь его в сообщники. Старый князь сомневался: как бы вместо похода в Великую Петлю не началась междоусобица внутри самой Хунну.
— Хм… поход, поход… — уклончиво проворчал он. — Хотелось бы, конечно, дожить…
— Князь Бальгур, мы еще вернемся на родину! Мы еще поохотимся в твоем Иньшане! — Гийюй выпрямился, расправил могучие плечи. — Мы должны готовить войска к походу и заставить князей делать то же самое. Я буду зорко следить за событиями в ставке и подам тебе условный знак, когда придет время. Эй, нукеры, еще один кувшин!..
К полудню облава замкнулась. В вершине центрального распадка поднялся столб дыма — сигнал, что руководители крыльев встретились. После этого всадники должны были начать цепью спускаться вниз, гоня на равнину зверей, оказавшихся внутри кольца облавы.
Сопровождаемые нукерами Гийюй и Бальгур заняли места в цепи выстроившихся на равнине стрелков. Ветер уже переменил направление и дул с гор. Сквозь разрывы в облаках проглядывало солнце. Тихо, спокойно было вокруг, негромко переговаривались стрелки, и так продолжалось довольно долго.