Увлекшись внутренним монологом-самооправданием, он не заметил, как с противоположной стороны появилась Лариса.
— Олег! — удивилась она. — Ты что здесь делаешь? — Да вот, пытаюсь запомнить все это, — он повел рукой вокруг. — Хочу завтра распрощаться с вами.
— Как, почему так быстро?
— Быстро? — Олег пожал плечами. — А мне кажется, я пробыл здесь достаточно долго.
— А вообще-то ты зачем сюда приезжал? — присев рядом, она рассматривала его с каким-то оскорбительным любопытством.
— Да так… побыть, посмотреть… — Ответ вышел невразумительный. Олег начинал чувствовать себя идиотом.
— Ах, посмотреть! Ну и много ты здесь увидел? — все в том же тоне продолжала Лариса.
— Что надо, то и увидел! — буркнул он, осознавая свое окончательное падение в глазах Ларисы.
— Слушай, ты где работал до этого? Профессия есть у тебя какая-нибудь? — спросила она неожиданно серьезно.
— Ну, допустим, гуманитарщик я, а что? — Настроение у него испортилось окончательно, и ответил он откровенно грубо.
— Да ничего, — она поднялась. — Тряпка ты, а не мужчина. Даже не догадался поухаживать за мной.
— Позвольте, позвольте… — Олег невольно привстал. — А почему это я обязан был ухаживать?
— Хотя бы из чистой любезности. Внимание, знаешь ли, льстит любой женщине, — Лариса насмешливо блеснула глазами, повернулась и начала почти бегом спускаться вниз. Чуть погодя из густеющих сумерек донесся ее звонкий, совсем девичий голос:
В лес бы заманила бы я тебя,
Там приворожила бы у ручья.
Красотой не славишься,
Все равно ты мой.
Ой, как ты мне нравишься,
О-ой-ой-ой!..
Деревья, с темнотой словно бы придвинувшиеся поближе, неодобрительно покачивали косматыми вершинами. Зло зудели комары, тоже, должно быть, выводя какую-то свою песню. Глухо отзывалось эхо в верховьях Долины бессмертников, превращая задорные слова во что-то неясное и торжественное.
— Обиделась… — пробормотал Олег. — Археологией я, видите ли, пренебрег… Ох уж эти мне фанатики своего дела!
Утром Олег, чувствуя себя несколько скованно, подошел к начальнику отряда.
— Прокопий Павлович, пожалуй, мне, как говорится, пора и честь знать.
— То есть? — не понял Хомутов.
— Уволиться мне нужно… Дома работа ждет… Заявление написать или как?..
— Ах, вон оно что! — в глазах Хомутова промелькнуло обиженное недоумение, он на мгновенье задумался, потом решительно вскинул голову: — Э-э… не смею удерживать. Да, не смею!
— Я поеду вечером, а сегодня еще поработаю, — по спешно сказал Олег, пытаясь хотя бы этим смягчить бестактность своего внезапного отъезда, очень похожего на бегство.
Хомутов, сразу ставший молчаливым и отчужденным, кивнул и посеменил прочь.
Олег, по обыкновению, занял место на дне раскопа, начал привычно подхватывать наполненные землей тазы и передавать их наверх. Его угнетало подсознательное чувство вины, которое он старался заглушить, повторяя про себя: „А все же я уеду!.. Уеду!..“
Сегодня для него время летело незаметно. Юные туземцы несколько раз предлагали сменить, чтобы он мог передохнуть, но Олег отказывался и, обливаясь потом, продолжал работать с каким-то мрачным упорством.
День выдался особенно жаркий. Безоблачное небо, голубевшее утром свежо и прохладно, к полудню совсем выцвело от зноя. Солнце даже не жгло, а прямо-таки давило своим слепящим жаром. Из раскаленной ямы раскопа улетучился почти весь воздух, как сбегает из кастрюли перекипевшее молоко.
Время уже близилось к обеду. Олег поднял очередной таз, и тут вдруг мир перед ним дрогнул, провалился куда-то, а вместо него с гулом вымахнуло прозрачное алое пламя. В последний миг ему показалось, что ослепительная стрела, сорвавшись с солнца, вонзилась прямо в мозг…
…Сначала была полутьма. Потом из этой полутьмы медленно проступила Лариса.
— А, ожил! — Она наклонилась, заглянула ему в глаза. — Ну что, далеко уехал?
— Не надо бы так-то, Лариса, — невнятно донесся откуда-то голос Хомутова.
— Даос прав… конец есть начало… — прошептал Олег, слыша как бы отдаленный шум водопада. — Эльвира же говорила, что он ее зарежет… впрочем, нет, то была яньчжи…
— Бредит, — она сменила у него на голове мокрую тряпку. — Доработался…
