Вероника, все еще улыбаясь своим воспоминаниям, завернула воду в душе. Все было так давно, а кажется, будто только вчера.
Разумеется, с той поры произошло много всякого…
Она была его топ-моделью всего два года. Она сама настояла на том, чтобы уйти с подиума. Была середина семидесятых, и на подиумах царили Твигги и «Креветка» Джин Шримптон, занесенные в Штаты мощной волной английской лихорадки шестидесятых.
— Но ты можешь с ними конкурировать. Нужно лишь сменить имидж, — настаивал Вэл, и хотя она знала, что он прав, отрицательно покачала головой.
— Нет. С меня достаточно. Кроме того…
— Что кроме того?
После всех этих лет она вдруг вспомнила слова, сказанные ее соседкой по камере, и теперь она повторила их с грустной иронией:
— Ты недолго будешь новенькой, а потом они забудут, что ты существуешь.
Они находились тогда в одной из мастерских Вэла, переделанной под квартиру, где жили после свадьбы, и лежали в постели. Было раннее утро. Вэл сел и включил свет.
— Мне это подозрительно напоминает цитату, — с любопытством прокомментировал он.
Вероника и Вэл были женаты уже два года, но он удивительно мало знал о ее прошлом. Ему не хотелось лезть к ней в душу, он чувствовал, что ей это неприятно.
— Так и есть, — призналась она, повернулась к нему лицом и печально улыбнулась. — Будет тебе, Вэл. Восьмидесятые на носу. Тебе понадобятся новые лица. Не забывай, это английская волна, она как раз по тебе, ты ведь сам оттуда.
— Ах, старый добрый Лондон, — сентиментально произнес он. — Но не уходи от темы. Ты хочешь меня бросить?
— Я хочу избавить тебя от неловкого положения, в которое ты попадешь, когда придется увольнять свою женушку. Кроме того, я хочу заняться кое-чем другим.
— Да? — Он с любопытством повернулся к ней. Вероника молча наблюдала за ним несколько минут, ясно догадываясь, о чем он думает. — Ладно, — наконец заявил он с таким видом, будто делает ей одолжение. — Ты можешь больше не участвовать в показах. Так что же ты задумала вместо того, чтобы красоваться на обложках половины журналов старушки Америки?
Вероника улыбнулась, перевернулась на спину и задумчиво уставилась в потолок.
— Я тебе рассказывала, что когда-то написала книгу? — тихо спросила она и почувствовала, как он напрягся.
Вэл понял, что настало время исповеди, и хотя он знал, что в любом случае будет продолжать ее любить, ничто человеческое не было ему чуждо.
— Не-а, — мягко ответил он. — Что-то не припоминаю. Какую книгу?
— То была книга про деньги, — сказала она. — Как их заработать, как их вкладывать и, самое главное, как заставить их расти. В ней предсказывался приход компьютеров, которые изменят мир, и что, имея деньги, можно на них прекрасно заработать. Это была… блестящая книга.
Она ожидала, что он рассмеется, ухмыльнется, начнет ее поддразнивать, но Вэл продолжал внимательно смотреть на нее.
— Понятно.
И все. Больше ни слова.
Вероника повернулась к нему, удивленная такой реакцией. Потом поняла, что он спокоен, потому что доверяет ей, и почувствовала, как на глаза набежали слезы.
— Я написала ее, когда работала в компании «Платтс».
— Слышал о такой, — заметил Вэл. — Продолжай.
— Я была там младшим сотрудником. Книжку написала в качестве упражнения. Никому не рассказала. Я боялась, что надо мной начнут смеяться. Но один человек из компании… прочитал ее. Он сразу понял, насколько она хороша. — Вероника глухо рассмеялась. — И украл ее. Поставил на ней свое имя и сказал сэру Мортимеру, что написал ее сам. Существовал еще один экземпляр, он хранился в сейфе компании, и когда я узнала, что сделал этот человек, я попыталась его оттуда достать.
Вэл почувствовал, как все в нем сжалось, и попытался расслабиться.
— И тебя накрыли, я полагаю? — мягко спросил он. Вероника вздрогнула.
— Откуда ты знаешь?
— Помнится, ты как-то говорила, что сидела в тюрьме. Не думаю, чтобы ты занималась вооруженным грабежом, детка.
Вероника улыбнулась и сама себе не поверила. Она всегда думала, что говорить о прошлом будет куда тяжелее. Надо быть Вэлом, чтобы суметь заглушить даже такую боль.
— Я решила, ты мне не поверил, — наконец призналась она. — Насчет тюрьмы.