Вероника послушно залезла на стол, прошлась, повернулась, еще прошлась.
— Слушайте, я не собираюсь…
— Она и так прилично ходит. У нее природный дар, — заявила усталая блондинка. Она и Вэл полностью игнорировали Веронику. — Ей надо только посильнее вилять бедрами. Я покажу ей несколько упражнений. У нее есть ребенок? — неожиданно спросила она.
Вероника стала мрачнее грозовой тучи.
Валентайн спокойно кивнул.
— Ага. Заметно, да?
Утомленная блондинка кивнула.
— Самое смешное, дети на удивление полезны для бедер.
Вероника топнула ногой, но блондинку уже позвали разобраться с бретелькой, которая не устраивала полногрудую брюнетку, так что никто не обратил внимания на этот ее знак протеста.
— Слушай, заруби себе на носу, я не собираюсь участвовать в этом твоем показе. Прежде всего, я должна ходить на работу, — закричала она, чувствуя себя так, будто по ней прошелся паровым катком какой-то маньяк.
— Нет, не должна. — Валентайн покачал взъерошенной головой. — Я им позвонил сегодня и подал за тебя заявление об уходе. Они не слишком обрадовались, но когда я сказал, чем ты будешь заниматься, пришли в восторг. Для них это прекрасная реклама. «Валентайн нашел свою манекенщицу в «Ниббитсе». Хороший заголовок, как ты считаешь?
Вероника уставилась на него с открытым ртом.
— Я тебя ненавижу, — наконец пробормотала она.
— Дивненько. Все лучше, чем безразличие. И кроме того, я слышал, что муж и жена часто поедом едят друг друга.
Вероника внезапно села. Валентайн как раз успел подставить ей стул, иначе она шлепнулась бы на пол.
— Ты сошел с ума, — прошептала она.
Неужели только вчера она брела под дождем, преследуемая демонами прошлого, твердо намереваясь никогда не иметь никакого дела с мужчинами? Куда подевалась та сердитая, полная горечи женщина как раз в тот момент, когда она ей так нужна?
— Ты ничего обо мне не знаешь, — наконец сказала Вероника.
— Пока нет, верно, — весело согласился Вэл. — Но, думаю, будет интересно узнавать.
Она заглянула в его глубокие, темные глаза и вздохнула. Настоящее безумие — она готова в него влюбиться.
— Я сидела в тюрьме, — выложила Вероника свою козырную карту.
— В самом деле? — удивился Валентайн. — И я тоже. А за что тебя посадили?
Два года спустя
Дункан Сомервилл повернулся и посмотрел в иллюминатор идущего на посадку самолета, одновременно украдкой наблюдая за сидящим рядом Беном Леви, агентом израильского Моссада. Тот сидел совершенно спокойно. Из его дела Дункан знал, что Леви потерял обоих родителей и старшую сестру в концентрационном лагере и сам еле выжил.
Дункан улыбнулся проходившей мимо стюардессе, ответившей ему заученной улыбкой. Куда бы Сомервилл ни летал, стюардессы всегда его обожали.
Дело было не в его внешности и не в его богатстве. Всех, а особенно обслуживающий персонал, привлекали его манеры. Потому что он был ярким представителем быстро вымирающего племени.
Дункан Сомервилл был джентльменом.
В свои шестьдесят с небольшим он олицетворял мечту каждого о добром дядюшке. Костюмы он носил безукоризненные, но не броские. Никаких побрякушек, кроме золотых запонок. Он заказал всего одну порцию виски с содовой за время рейса и с недовольством поглядывал на сидящую через проход пару, которая явно решила напиться и преуспела в своем начинании.
Когда Дункан говорил, женские сердца трепетали. Возможно, он немного потолстел, облысел, лицо слегка покраснело. Но голос был дивным — голос настоящего джентльмена с Юга. Он вырос в Атланте на плантации, которая вполне бы сошла для римейка «Унесенных ветром». Короче, он был истинным представителем старой южной аристократии.
Стюардесса бы сильно удивилась, узнай она, что Дункан Сомервилл — первоклассный охотник за нацистскими преступниками.
Во время войны он был дипломатом, работал в Швейцарии. У него была прелестная жена, бросившая его ради более молодого мужчины, но подарившая ему замечательную дочь. Эта дочь в настоящий момент была замужем за всемирно известным голливудским режиссером и трижды сделала его дедушкой.
Ничто в нем не говорило о задаче, которую он сделал делом своей жизни. Но за послевоенный период он и маленькая группа подобных ему людей добились привлечения к судебной ответственности в Израиле по меньшей мере пяти высокопоставленных нацистских офицеров.
