И все же радость: «Я — капитан, Олька!»
Письма к жене, его спутнице и собеседнице почти полвека, — это его дневник-исповедь, его мысли, волнения, советы прочесть книгу, открытую и для себя и для нее, сюжеты юморесок и диалоги с мудро-лукавыми первобытными старцами с гор, зарисовки нравов на батумской или сухумской набережной, откровения о надеждах на дальние плавания, об огорчениях стычкой с равнодушным к делу тупицей или циником, и внезапный лиричный пейзаж ночного моря — восторг от возвращения на мостик и предчувствие неизбежной разлуки с ним.
Уйти пришлось раньше, чем ожидал.
Приходили на Балтику с официальным визитом итальянские эскадренные миноносцы «Тигре» и «Леоне». Теперь взаимные визиты вежливости — дело привычное. В двадцатые годы каждый приход иностранного судна к нам и каждый поход нашего военного корабля за рубеж — событие, прорыв блокады. Ответный визит в Италию тоже прорыв политической блокады. В поход назначили два лучших на Черном море эсминца, первые в боевой и политической подготовке — так сказано в истории флота: «Петровский» под командой Исакова и «Незаможник» — со дна моря подняли и на верфях восстановили с помощью крестьян-незаможников Украины эсминец «Занте». Впервые после Октября предстояло пройти проливы и показать наш флаг в морях Мраморном, Средиземном, в Неаполе. Такой поход надо провести с блеском, это важно для престижа страны и для всего мирового рабочего движения. Но Исакову опять не повезло: когда все было подготовлено, буквально перед выходом в море, командира снесли на берег с температурой сорок…
Фортуна не подняла, а опять швырнула Исакова на новую ступень «слишком быстро и боком» — через госпиталь в штаб БОЧМа: любили у нас в те времена такие сокращения-головоломки, начальника морских сил официально называли Наморси, вот и БОЧМ — береговая оборона Черного моря, огромного пространства от турецкой границы до румынской. С тех пор — на годы — штабная полоса морской жизни Исакова: полгода в БОЧМе, потом в Штаморси Черного моря, Севастополь, Москва, Ленинград, Кронштадт, снова Москва — так до начальника Главного морского штаба страны. Он недели не сидел на месте. Всегда стремился в море. Но на мостик поднимался уже не командир, а высший начальник, правда всегда помнящий, что командиру мешать нельзя.
Когда-то на Каспии Исаков пережил тяжелую ночь по вине начальника, не умеющего грамотно командовать. В походе, в операционной зоне у берегов, еще занятых англичанами, командир «Деятельного» получил странный приказ комфлота нагнать не снижающего хода флагмана, принять комиссара-курьера с важным пакетом, доставить к командиру десантных отрядов Кожанову на транспорт «Курск» — место «Курска» не указано — и оттуда вернуть посланного к командующему.
Что такое подход корабля к кораблю на полном ходу, Исаков помнил по гардемаринской практике. В Охотском море, не ночью — днем, к «Орлу» буквально прилип миноносец — борт к борту; командир миноносца, не посмев лезть с советами к командиру крейсера, не мог оторваться, пока командир «Орла», капитан I ранга Винокуров, храбрый на мордобой, но тупой и ленивый в маневре, не догадался сам остановить машины кораблей. Миноносец потерял срезанные крейсером ванты и шлюпбалки. А Винокуров удалился в салон, не отважась объяснить гардемаринам характер и причину своей ошибки. Но то происходило в другую эпоху. Винокуров сам на себе поставил крест, сбежав на «Орле» из Владивостока в Японию, как сообщила телеграмма из Токио, с пятью сотнями белых офицеров. А юноши, возмущенного мордобоем на мостике, но не знающего, как поступить, когда властью владеющий старший чин бьет беззащитного нижнего чина, того юноши, в бою не робеющего, но перед начальством бессильного, тоже нет. Революция уничтожила само клеймо прокаженного класса «нижний чин». «Мы — не рабы. Рабы — не мы» — это появилось в первом же букваре Советской республики, насущном хлебе и порохе тех опоясанных пулеметными лентами матросов в черных бушлатах, которых краском Исаков обучал грамоте в паузах между боями. Он и сам учился той же грамоте — «Мы — не рабы, рабы — не мы» — у таких, как Дыбенко на Балтике, Панцержанский на Ладоге, у Кирова, у Орджоникидзе в боях на Каспии. Революция учила его не робеть и не сгибаться перед должностью, а сознательно выполнять приказы, соизмерять поступки и действия с ее интересами.
