Скомандовали:
– Раз! Два!.. Три! – и он ударил первый, и очень удачно попал мне по носу, а я стоял задом прямо к низкому, под колени, штакетнику и, поскользнувшись, перевалился через него вверх ногами.
Засмеялись мои сторонники.
Ободренный противник, не успел я вылезти, бросился и изловчился отправить меня обратно.
Зрители помирали. Я растерялся.
И в этой растерянности он очень расторопно набил мне морду. Не больно, – не те веса у нас были, но довольно противно и обидно. Я был деморализован.
– Эх ты, – презрительно бросил назавтра знакомый из его класса, Василию не смог дать…
Я так и не дал Василию. Черт его знает: меня били, а бил, и репутацией он не пользовался, бояться нечего было, – а остался его верх.
Это обошлось мне в пятьсот рублей и неделю времени. Я полетел в Карымскую, где тогда учился, поднял школьный архив, взял его данные и разыскал в Оловянной, в трех часах езды.
– Ну, здравствуй, Василь, – сказал я сурово, встав в дверях.
Он испугался, – хилый недомерок, полысевший, рябой такой.
– Одевайся, – велел я. – Разговор есть. Минут на пару.
Затравленно озирающегося, я свел его с крыльца в снег, к заборчику, треснул и, подняв под бедра (легонького, не больше шестидесяти), свалил на ту сторону.
Он поднялся не отряхиваясь. И было не смешно. Но и жалко мне не было. Происходящее воспринималось как бы понарошке. Я знал, что все объясню, и мы посмеемся.
– Не трусь, – ободрил я. – Лезь обратно.
И повторил номер.
Войдя в нечаянный азарт, я довесил ему, пассивно сопротивлявшемуся, напоследок и принялся очищать от снега. Он подавленно поворачивался, случаясь.
– А теперь выпивать будем, – объявил я. – Зови в гости.
Он отдыхал один дома (работал машинистом тепловоза) – жена на работе, дети в школе.
– А помнишь, Василь, – со вкусом начал я, когда мы разделись и сели в кухне, за застеленный клеенкой стол напротив плиты, где грелась большая кастрюля, – помнишь, как во втором классе одному дал?
Под нагромождением подробностей, с ошеломленным и ясным лицом, он вскочил и уставился:
– Дак што?.. Ты-ы?!
Я выставил водку. Мы выпили за встречу. Я, уже привычно, объяснился зачем пожаловал. Он смотрел с огромным уважением и не верил:
– Для этого за столько приехал?
Разговор пошел – о чем еще?.. – о судьбах школьных знакомых…
– А ты где работаешь?
– Пишу.
– В газете?
– Да не совсем. Книги.
– Писатель? – осмысливающе переспросил Василь.
– Так.
– Писатель, – он даже на стуле подобрался. – А… что написал? Я читал?
– Э… Вряд ли. – Я назвал свои книги.
Он подтвердил с сожалением.
– Обязательно в библиотеке спрошу, – пообещал он, и было ясно, что да, действительно спросит, и даже, возможно, найдет и прочтет, и будет рассказывать всем знакомым, что этот писатель – Рыжий, Тишка из 2-го "Б", которому он когда-то набил морду, а теперь Тишка приехал и ему набил, вот дела, и поставил выпить.
Суетясь на месте, Василь уговаривал дождаться семьи, пообедать, погостить; приятно и ненужно…
Я оставил ему адрес. Он кручинился: семья, работа… я понимал прекрасно, что он ко мне не заглянет, да и говорить нам будет не о чем, а принимать на постой его семейство мне не с руки, – но, отмякший сейчас и легкий, приглашал я его в общем искренне.
Подобных должков еще пара числилась. И первый из кредиторов, надо сказать, обработал меня самым лучшим образом. Крепкий оказался мужик.
Потом за примочками мне в аптеку бегал и сокрушался. Последующее время мы провели не без удовольствия, он ахал, восхищался моей памятью, очень одобрял точку зрения на долги и все предлагал мне дать ему по морде, а он не будет защищаться; профессия моя ему почтения не внушала, это слегка задевало, но и увеличивало симпатию к нему.
Я честно сделал все возможное и ощущал долг отданным; он уверял меня в том же, посмеиваясь.
Мы расстались дружески, по-мужски, – без пустых обещаний встреч.
С другим обстояло сложнее. Круче.
Он увел у меня девушку. Такой больше не было. Он увел ее и бросил, но ко мне она не вернулась. Рослый и уверенный, баловень удачи, – чихать он на меня хотел.
Ночами я клялся заставить его ползать на коленях: типическое юное бессилие.
