Сейчас у Ингура словно открылись глаза, и он увидел, как сильно изменилась Лаура. За прошедшие месяцы она выросла почти на целую голову, и её формы соблазнительно округлились. Из угловатого ребёнка она превратилась в очень красивую молодую девушку с огромными глазами и чёрной как смоль косой, которую одной рукой и обхватить было сложно. Эльфийская кровь явно давала о себе знать вытянутым овалом лица и слегка заострёнными ушами, но кожа у девушки была абсолютно белой. Ей было всего четырнадцать лет, но она уже обогнала по развитию многих своих ровесниц, которых Ингур встречал, бывая в Кайтоне.
Эталоном женской красоты для Ингура конечно же была Викана, но у него не лежала душа к эльфийкам, которые подавляли его своей холодной красотой и чопорностью. Он воспитывался на Тароне у отца Виканы князя Анхеля и знал гвельфов очень хорошо, поэтому временами сочувствовал брату, женившемуся на Викане. Ингур, став князем хуманов, прекрасно понимал, что холостой князь – это большая проблема для клана. Отсутствие наследника делало княжескую власть уязвимой, и он осознавал, что ему необходимо жениться, а после смерти брата проблема выбора невесты стала одной из первостепенных.
Ингур подспудно пытался найти себе невесту и поглядывал на девушек в Кайтоне или у арбов в Тадмуре, куда он ездил на переговоры с визирем Саадина, но всё безуспешно. Ни одна из встреченных красавиц не задела его сердца, а тем более не годилась в невесты князю. Сейчас же его словно дубиной по голове ударили, и он понял, насколько же был слеп и глуп.
Лаура, находившаяся постоянно рядом с ним, расцвела и через пару лет грозилась стать потрясающей красавицей, с которой на Геоне мало кто сможет соперничать в этом вопросе. Даже надменные гвельфийки выглядели рядом с ней как фарфоровые куклы. Хотя настоящие родители девушки были неизвестны, но явно по крови она была истинной высокородной, как и его брат Ингар. Юной Лауре, выходило, не было равных на Геоне по благородству происхождения, и любой из властителей мог только мечтать о такой жене. Оказалось, что у Ингура под боком растёт невеста, за которую скоро не одна голова слетит с плеч, а он как баран бегает по безотказным вдовушкам. Неожиданное признание Лауры мгновенно повернуло мысли Ингура в нужную сторону, и он хриплым голосом произнёс:
– Прости меня, пожалуйста, я дурак и слепец! Теперь, чтобы не расстраивать тебя, я буду ночевать только дома и ждать, сколько ты скажешь.
Лаура, услышав эти заверения, покраснела как рак и, чмокнув Ингура в щёку, убежала в комнату, где женщины устроили детскую комнату для детей Виканы. Князь хотел войти следом за ней, но маленькие малхусы с громким лаем буквально повисли на его штанах и не позволили это сделать. На лай из комнаты снова выглянула Лаура и сказала, что дети спят и лучше их не беспокоить. Ингур глубоко вздохнул и отправился на второй этаж своего дома, в котором неожиданно перестал быть хозяином.
Прошло больше суток после отъезда Ингура, а сердце у Лаэра было не на месте. Викана наконец пришла в себя, но была очень слаба и не могла вставать с постели. Фрейлины вынуждены были рассказать княгине о том, что детей увезли в Горное убежище к Ингуру и сейчас о них заботится Альфия. Викана немного поплакала, но согласилась с этим решением, понимая, что детям нужна кормилица. Лаэр собирался навестить Викану, но Лария убедила его, что лучше княгиню не беспокоить и дать ей возможность окрепнуть и успокоиться. Не допуская князя к Викане, фрейлина ссылалась на то, что княгиня, узнав об отъезде детей, едва смирилась с этим обстоятельством и не стоит бередить ей душу.
Князь попытался заняться делами и разобраться с накопившейся корреспонденцией, но никак не мог сосредоточиться и бездумно смотрел в окно. От этого занятия его отвлекло покашливание за спиной.
– Князь, к туннелю пришёл караван из Кайтона, и вместе с ним прибыли тёмные эльфы во главе с Айгоном. Командир дозора прислал гонца и спрашивает, можно ли впустить дроу в долину или пусть они остаются снаружи? – спросил Мистир, незаметно вошедший в кабинет.
