— Какую потасовку?
— Ну да, их же было так много! — Голос Фила сочился сарказмом.
— Не так много, — запротестовал я. — И не всегда их начинали мы.
— Но ту, с людьми Д'Истрака, затеяли вы. — Фил покачал головой. — Когда трезвонили во все колокола, что избранные и испытанные тоже должны проходить через вызов, как это делалось всегда. А то они обесценивают металл амулета, верно?
— Но это было десять лет назад, — медленно проговорил я.
— Ты забыл? — Фил засмеялся. — Брось в море дерьмо на отливе, и запах вернется с приливом, ты же знаешь.
— Разве человек не может нести чушь, когда он молод, пьян и глуп? — вопросил я, скидывая куртку и вешая ее на крючок.
— Конечно, — кивнул Фил. — Но когда становишься мудрее, старше и трезвее, ты признаешь свои ошибки. — Сдвинув густые брови, он строго посмотрел на меня. — Я так и подумал, как только увидел тот вызов. Если бы ты пришел ко мне за разрешением, я бы велел тебе об этом забыть и просто купить побольше вина, чтобы утопить обиду, раз она тебя так терзает.
— Но это не мой вызов, — возразил я. — Поэтому я к тебе и пришел. Кто мог вывесить его от моего имени?
— Понятия не имею, — приглушенно отозвался Фил из-под жесткого полотенца, которым вытирал лицо.
— Как насчет других ректоров фехтования? — не унимался я. — Никто не искал у них разрешения?
— Нет, я уже спрашивал. Я бы вырезал кусок шкуры у каждого, кто думает, будто он может дать разрешение на вызов от Д'Олбриота. — Фил покачал головой.
Я выдавил печальную улыбку.
— Значит, Д'Истраки пошлют всех избранных, которых смогут собрать?
— И тех, кто не прочь остаться с разбитым носом или несколькими швами, лишь бы вырваться из праздничной рутины. — Фил засунул широкие босые ступни в свободные туфли. — У тебя лицо как задница у мула! Не обижайся, Райшед, но ты здорово продвинулся. Последние несколько лет ты ходил в любимчиках у сьера, выполняя один Рэпонин знает какие обязанности. Ты стал избранным, когда люди, с которыми ты тренировался, все еще полируют ножны в казармах, а чем выше кот забирается на дерево, тем больше желающих дернуть его за хвост. — Он хлопнул меня по плечу. — Я достану нам чего-нибудь выпить, и ты расскажешь мне о той алдабрешке. Я давно хочу услышать подробности.
Фил пошел к открытой двери и свистнул. Появился шустрый мальчишка. Вокруг каждой фехтовальной школы всегда болтаются несколько таких мальчишек. Они наблюдают, учатся и надеются однажды стать признанными. Фил дал парню монету, и тот убежал, чтобы купить вино в одном из трактиров, которых полно развелось по соседству; они неплохо зарабатывали, утоляя жажду фехтовальщиков.
Молодые люди, напиваясь на пустой желудок, несут всякую чушь. Неужели все так просто? Неужели ко мне вернулись мои собственные слова, чтобы надо мной посмеяться? Дастеннин будь моим свидетелем, я совершенно забыл ту давнюю ссору. Я даже не мог точно вспомнить, где и когда я устанавливал тот древний закон фехтовальных школ, опьяненный молодостью и немалым количеством вина. Мне не улыбалась перспектива объяснять это сьеру или Камарлу, признаваться, что этот вызов — не какая-то уловка, дабы лишить Дом Д'Алсеннена ценного защитника, а просто грязь, притащенная из тех дней, когда я был слишком туп, чтобы не пачкать свой порог.
Кто еще помнит тот вечер? Кто был настолько задет, что спустя все эти годы возжаждал моего позора? И почему сейчас? В последние несколько лет я много времени проводил вдали от Тормейла, но будут и другие Солнцестояния, чтобы любой желающий мог свести со мной давние счеты.
Айтен бы посмеялся, угрюмо подумал я. Будь он здесь, я бы его первым заподозрил в вывешивании этого вызова. Он бы решил, что это славная шутка, а потом тренировался бы со мной каждую свободную минуту, поэтому в конце дня я сошел бы с песка победителем. Но он уже два года как мертв. Он пал от руки Ливак, но его смерть лежит на совести эльетиммов. Я знал, что Ливак все еще мучается из-за того ужасного выбора, который ей пришлось сделать: убить моего друга, чтобы спасти мою жизнь и свою, когда мерзкое заклинание отняло у него разум. Я только надеялся, что расстояние между нами не заставит Ливак усомниться в моем заверении, что я никогда ее не винил.
