Долг платежом страшен - страница 68

– Дорога петляет, – деловито сказал Крячко. – Не разгонится. Еще и река здесь, мост, дальше песчаный карьер. Асфальта нигде нет. Авось догоним?

– Деваться некуда – придется догнать, – заключил Гуров, сворачивая карту. – Ну давай, капитан, действуй! У нас все на месте?

Он сдал назад, развернулся и через сто метров съехал на проселочную дорогу, которая тянулась и петляла среди зеленеющих полей.

– Верно ты сказал – не разгонишься! – заметил Гуров, выполняя, наверное, уже десятый поворот. – Только это в равной степени и к нам с тобой относится.

– Тот, кто убегает, всегда нервничает, – отозвался Крячко. – Нервничает и допускает ошибки. А мы едем в свое удовольствие, и руль у нас в надежных руках.

– Я тоже нервничаю, – признался Гуров. – Вообще-то я ни о чем таком не думал, когда выезжал из Москвы. Мне-то казалось, что мы тихо посетим морг, поговорим со свидетелями, получим информацию… Ни за что бы не поверил, что нам предстоит участвовать в гонках по пересеченной местности. Что за место у вас такое, лейтенант?! А еще база отдыха называется!

– Да все нормально было, – растерянно сказал лейтенант. – Вот до того самого дня, как эти двое приехали.

– Двое? – переспросил Гуров и тут же распорядился: – Стас, ну-ка, покажи ему нашу фотку!

Крячко полез в карман, а потом перебросил через плечо отпечатанную на принтере фотографию.

– Ага! – почти сразу же сказал лейтенант. – Вот они тут оба! Вот этот утонул – Тимохин. А второй уехал – Белов его фамилия. Остальных не знаю, товарищ полковник.

– Белов – этот тот, кто в больницу к Пчелинцеву приходил, Лева! – пояснил Крячко, который контролировал опознание. – А Тимохин – это насчет которого Мария не совсем уверена была.

– Ну, все сходится! – кивнул Гуров. – Тимохин здорово засветился, и его решили потихоньку вывести из игры. Так бы и вывели, если бы не отпечатки пальцев, которые этот мерзавец оставил в нашей машине. Только фамилия второго должна быть не Белов, а Тренев. Впрочем, пока это не имеет никакого значения. Сейчас нам важен второй Тимохин, который наверняка владеет куда большей информацией, чем мы.

– Вон справа деревня, Лева! – сообщил Крячко. – Скоро, значит, река, а дальше дорога попрямее будет.

– Попрямее и похуже, – неожиданно сказал лейтенант. – Знаю я эту дорогу – ездил. Тут почвы частью песчаные, а частью – глина. И дорога то же самое. То кочки сплошные, то колеса в песке вязнут. Тут все собирались асфальт тянуть, карьер хотели разрабатывать, да так и не собрались. Что-то там с правами собственности не срослось. Теперь, говорят, у карьера все-таки появился хозяин, но до хорошей дороги еще долго. В общем, зря этот чокнутый здесь поехал.

– Почему же зря? – пожал плечами Гуров. – Пускай едет. Нам на руку. Да и здесь на отшибе он меньшую опасность представляет.

– Смотря для кого! – неожиданным басом сказал молчавший всю дорогу сержант.

– Для общества, дорогой, для общества! – усмехнулся Крячко. – Нам-то он еще покажет кузькину мать – чует мое сердце!

– Не каркай! – сердито сказал Гуров.

Однако предчувствие не обмануло полковника Крячко. Они миновали деревню, переехали через старый деревянный мост над неширокой рекой и оказались на проселочной дороге, в точности такой, как ее описал лейтенант. Кочек и ям на ней было великое множество, рыжая глина бугрилась, как застывшее штормовое море, и оставалось только благодарить судьбу, что в этот день не было дождя – в этом случае они засели бы здесь намертво. Даже сейчас Гурову пришлось снизить скорость до минимума, чтобы не растерять по пути колеса.

Но, похоже, удирающий Тимохин испытывал не меньшие проблемы. К своему удивлению, они очень скоро увидели его машину. Она стояла на краю песчаного карьера – серая «девятка», наверняка та самая, запыленная, помятая, – и вокруг нее, заглядывая под днище, кружил человек в уродливой, явно не по сезону куртке.

– Это он! – выкрикнул лейтенант, подавшись вперед. – Он самый! Я его, гада, хорошо рассмотрел! Он почти у меня в руках был!

– Спокойнее! – покосился на него Гуров. – Он и сейчас почти у тебя в руках, лейтенант. Главное, не горячиться. Кажется, наш друг сомневается, стоит ли ехать дальше. Думаю, мы можем дать ему хороший совет.