Очевидно, вышестоящий товарищ, без колебания отвергший звание рыцаря, дрогнул перед соблазном столь дешево снискать благодарность потомства: доктор Великанов бросил барабанить и провел рукой по подлокотнику.
— Значит, принципиально договорились? Когда?… Почему же завтра? Зачем делать разрыв между «да» принципиальным и «да» деловым?… Что?… Можно прислать человека?
Через две минуты он уже наказывал Ульяне Ивановне:
— Только, голубушка, летите быстро, а то раздумает — опять уговаривать придется.
«Уж ты-то да не уговоришь!» — весело размышляла Ульяна Ивановна, не по годам проворно спускаясь с лестницы.
Первая глава нашей повести была бы неполной, если бы мы не заглянули в кабинет Сергея Прокофьевича, вышестоящего товарища, после его беседы с доктором Великановым.
Вытирая пот с лица, он жаловался другому, столь же высокостоящему товарищу.
— Аспид, а не человек! Что с ним делать? Объясняю, понимаете ли, русским языком, что фонды ограничены, что лечебных учреждений у нас не одно, а десятки, что для правильного планирования необходимы маневренные резервы, что… Я ему слово, а он мне десять… И о рыцарстве, и о любви к детям, и о безнаказанности, и о…
Тут вышестоящий товарищ вспомнил о приобретенной по сходной цене благодарности потомства и кинулся к телефону с целью как можно скорее, пока не поздно, вернуть благодарность и сохранить резервный фонд.
— Алло, алло!.. Занято? Слушайте, там я дал распоряжение выписать наряд Великанову… Вы слушаете?… Разъединили!.. Алло, алло!.. Да, да, на сто комплектов… Задержите!.. Что?! Уже получено?… О, черт!
Вышестоящий товарищ выронил трубку и развел руками.
Город, в котором жил и работал доктор Великанов, оказался близко от фронта.
Конечно, прогулка по затемненным улицам — не бог весть какое удовольствие, но дойти до больницы — нетрудно. Дело в том, что совсем недавно доктор Великанов уговорил завгоркомхоза товарища Буянова заасфальтировать дорогу к больнице. Пока мостовая цела, звание рыцаря и благодарность потомства Буянову обеспечены.
Правда, самой больницы в темноте рассмотреть нельзя — тридцать два окна ее фасада так прочно замаскированы, что вся она представляется сплошной каменной глыбой. Вывески также не видно, но ты, читатель, можешь поверить на слово, что это очень красивая и нарядная вывеска, сделанная золотыми буквами под зеркальным стеклом. Заказывал ее сам Великанов. Устанавливая ее размер, он (возможно, это было не совсем скромно) сказал:
Учреждение, совершающее большие дела, может обойтись маленькой вывеской.
Зато, когда дело дошло до прикрепления вывески, доктор Великанов ошеломил мастера количеством и размером выбранных костылей. Их было целых шесть и каждый мог выдержать вес крупного линкора.
— Наша вывеска водружается не на один день, — сказал доктор. — Я внимательно слежу за вывесками и установил, что прочность их прикрепления прямо пропорциональна солидности учреждения. Знак прочности в данном случае является не необходимостью, а символом.
Вот и подъезд… Но, прежде чем позвонить, необходимо принять деловой вид. Горе нам будет, если в больнице догадаются, что ты — читатель, а я — писатель! Мы будем безоговорочно отнесены к категории посторонних лиц, и тогда… Дело в том, что посторонние лица поставлены в этом учреждении вне закона, и поэтому, прежде чем двинуться дальше, наденем шапки-невидимки и белые халаты. Казалось бы, шапка-невидимка исключает необходимость надевать халат, но предосторожность не мешает.
Тс-с… Мы входим в кабинет доктора Великанова, По-видимому, мы немного запоздали: доктор, стоя около своего стола, уже «закругляет» итоги происходящей планерки.
— Товарищи! — говорит он. — Теперь я вам хочу сказать несколько слов о том, чего вы не можете прочитать в газетах и услышать по радио… Положение, конечно, тяжелое, обстановка грозная, но, скажите, где это написано, чтобы у медицинских работников руки тряслись? Нигде не написано! А вот разрешите вам сообщить, что произошло вчера во время бомбежки. Сестра Подколодина, я спрашиваю вас: чем объяснить, что в третьем отделении у двух больных не была измерена температура? Доктор Трегубова, кто из лаборанток перепутал предметные стекла с мазками крови поступивших больных?… Объясните мне, диетсестра Аверкина, какое отношение имеют фашистские самолеты к изготовлению блюд? Кто и при каких обстоятельствах позабыл посолить ужин по первой диете?… На каком основании уборщица Сазонова зачерпнула воду из пожарной бочки номер три? Пусть всего полведра, пусть даже пять кубиков — кто ей позволил это сделать? Почему, Ульяна Ивановна, не была выколочена дорожка в левом крыле второго этажа? Почему после отбоя не была проветрена шестнадцатая палата? Что это такое, товарищи? Может быть, вы скажете, что по сравнению со взрывами фугасов все это мелочи?
