— Пока ты ходишь, чайник подоспеет, — заметил гостеприимный хозяин, — а под кофе мы с тобой перетрем новости, и тогда уже будешь думать, идти тебе в больницу или нет…
— Тогда просто кофе, без покрепче, — ответил немного заинтригованный Данилов. — Я сейчас…
К его возвращению кофе был готов.
— Будем пить по-аристократически, — сказал Конончук, приглашающе указывая рукою на одно из кресел. — Без конфет и печенья. Кофе, чистый кофе и ничего, кроме кофе. Кстати, на дух не выношу хохлацкое «кава». Поубывав бы. Кава-какава. Б-р-р!
— Главное не угощение, а хорошая компания.
Данилов сел в кресло, взял со стола дымящуюся чашку и посмотрел на Конончука, ожидая обещанных новостей.
— Я, Вова, больше не работаю на «Скорой», — сказал Конончук. — Я теперь фельдшер ФБУ ИК 13/21.
— Расшифруй, пожалуйста, — попросил Данилов.
— Федеральное бюджетное учреждение исправительная колония № 13/21. Я тебе, кажется, рассказывал, что ждал места…
— Рассказывал, — подтвердил Данилов. — В поселке Алешкин Бор, если не ошибаюсь?
— Все верно.
— Значит, дождался. Так вот почему ты постригся и сменил костюмчик!
— Вообще-то меня попросили только подстричься. Костюмчик я сменил по собственной инициативе.
— Почему?
— Образ должен быть гармоничным. С такой унылой стрижкой, — Конончук провел ладонью по темени, — рокерский прикид совершенно не сочетается. Неестественно как-то.
— Согласен, — кивнул Данилов. — И как работа?
— По сравнению с тем, что было на «Скорой» — просто санаторий. Работаю на ставку с четвертью — восемь дежурств в месяц, получаю с учетом надбавок раза в полтора больше прежнего, причем не мотаюсь по всей области, а сижу на месте.
— А контингент не напрягает?
— Наоборот, радует, — улыбнулся Конончук. — Никто не скандалит, не качает права. Чувствую себя белым человеком. Духом воспрял, душой отмяк, короче, все шоколадно.
— Так уж прям все шоколадно, Костя? — усомнился Данилов. — Не могу поверить…
— Нет, кое-какие сложности имеются, — признал Конончук, — не без этого. Спецконтингент, с ним шутки плохи. Но у нас строгий режим, причем сидят те, кто мотает срок по второму или третьему разу, люди серьезные, битые-тертые, не склонные попусту осложнять свою и без того непростую жизнь, а еще у нас строгий хозяин, у которого особо не забалуешь. От начальника многое зависит, сам понимаешь. Рыба недаром с головы тухнет. Работать сложно там, где нет порядка, а там, где он есть, работать можно и нужно. Я доволен. Жалко, что мне сорок лет уже стукнуло, аттестоваться на звание не могу, а то еще больше бы получал, и на пенсию пораньше можно выйти.
— Рад за тебя, — Данилов сделал глоток кофе и удовлетворенно подумал, что главное не в том, какой кофе пить, а сколько его насыпать. — А как тебе удалось остаться в общаге? Договорился с завхозом?
— Литр огненной воды разово плюс ежемесячно деньгами, за сколько договоришься, — Конончук улыбнулся и подмигнул, давая понять, что совсем нетрудно и недорого. — Ванька-встанька — мужик хороший, свойский, всегда войдет в положение, особенно если комнаты свободные есть…
Заместитель главного врача Монаковской ЦРБ по хозяйственным вопросам, которого в глаза величали Иваном Валерьевичем, а за глаза Ванькой-встанькой, относился к тем людям, с которыми нетрудно было поладить. Разумеется, при условии выказывания соответствующего уважения, обычно в размере литра водки или, как вариант, перцовой настойки на меду.
— …А комнат свободных только прибавляется, Вова. Больница начала «рассыпаться», народ бежит, и чем все это закончится, неизвестно. Скорее всего, скоро всех в Тверь будут госпитализировать.
— Нормально, — одобрил Данилов. — Хорошо, хоть Тверь недалеко.
— Да, хоть в этом повезло, — согласился Конончук и многозначительно добавил: — У нас в колонии, кстати говоря, пустует ставка терапевта.
— Спасибо, Костя, но я лучше вернусь в больницу, — мысль о работе на зоне Данилова совершенно не вдохновляла. — Думаю, что главный врач меня возьмет.
— Как бы ему самому скоро не отказали… Ты, наверное, не в курсе того, что у нас творится?
— А что такое?
Будучи в Москве, Данилов совершенно не следил за монаковскими новостями.
