— Помню, — тихо произнесла Мёрфи.
— Когда кто-то залезает в чужую голову, это причиняет там кучу повреждений — вроде того, что случилось с Микки Малоном. Но и того, кто это делает, такое действие тоже увечит. И чем сильнее ты искалечен, тем проще тебе калечить других. Не только потому, что тебе вдруг приходится поверить в то, что ты теперь царь и бог всея вселенной. Эти штучки здорово грузят психику, и чем непривычнее для себя приходится поступать человеку, тем больше они его калечат. По большей части все заканчивается вконец уже съехавшей крышей.
Мёрфи поёжилась.
— Как у тех клерков, над которыми поработала Мавра? И ренфилдов?
При этом воспоминании мою руку пронзила вспышка фантомной боли.
— Именно так, — кивнул я.
— А что можно натворить с помощью такой вот магии? — спросила она. Голос ее звучал уже не столь обвиняюще.
— Достаточно. Этот парень заставил с десяток людей покончить с собой. Еще с десяток превратил в убийц. И еще кучу народа, по большей части собственных родственников, сделал своими рабами.
— Господи, — произнесла Мёрфи еще тише. — Ужас какой.
Я кивнул.
— Такова черная магия. Стоит дать ей послабление — и она начинает менять тебя. Уродовать.
— Неужели Совет ничего больше не мог поделать?
— Не мог. Мальчишка зашел слишком далеко. Они ведь все перепробовали раньше. Иногда казалось, что колдун пошел на поправку, но в итоге все равно все кончалось плохо. И это приводило к новым жертвам. Поэтому, если только кто-то из членов Совета не берет колдуна на поруки под личную ответственность, их просто убивают.
С минуту она обдумывала услышанное.
— А ты мог бы? — спросила она. — Взять его на поруки?
Я неловко поерзал на диване.
— В чистой теории... черт его знает. Если бы я верил в то, что его можно еще спасти.
Она поджала губы и уставилась в раковину.
— Мёрф, — произнес я так мягко, как только мог. — Закон не в состоянии справляться с подобными вещами. Таких людей невозможно арестовать или держать в заключении, если только их способности не будут нейтрализованы какой-либо серьезной магией. Если ты попытаешься запереть злобного колдуна в обезьянник ОСР, дело кончится плохо. Хуже, чем тогда, с луп-гару.
— Не может быть, чтобы не нашлось какого-то другого выхода, — настаивала Мёрфи.
— Если собака заболела бешенством, ее уже не спасти, — возразил я. — Все, что можно сделать, — не дать ей перезаражать других. Тут нет способа лучше превентивных мер. Выявлять детей с признаками магических способностей и учить их разумному, доброму, вечному. Только вот беда: мировое население возросло за последний век настолько, что Белый Совет уже не в состоянии отследить всех. Тем более в условиях продолжающейся войны. Нас просто слишком мало.
Она вопросительно склонила голову набок.
— «Нас»? Что-то я не слышала раньше, чтобы ты отождествлял себя с Белым Советом.
Я не нашелся, что ответить, поэтому просто допил свою «колу». Мёрфи прополоскала балахон, отжала, отложила в сторону и взялась за плащ. Она опустила его в воду, нахмурилась и вытащила обратно.
— Глянь-ка, — сказала она. — Кровь исчезла, стоило ей коснуться воды. Сама собой.
— Словно мальчишку и не казнили. Круто, — негромко произнес я.
Мёрфи внимательно посмотрела на меня.
— Может, так это видится простым людям, когда они наблюдают копов за какой-нибудь малопривлекательной работой. Очень часто они просто не понимают, что происходит. Видят то, что им не нравится, и это их огорчает — а все потому, что не знают всего, сами с этой проблемой не сталкивались и не представляют, насколько страшнее может быть любая альтернатива.
— Возможно, — согласился я.
— Фигня выходит.
— Уж извини.
Она едва заметно улыбнулась и тут же снова посерьезнела, когда пересекла комнату и села рядом со мной.
— Ты правда считаешь, что у них не было другого выхода?
Видит Бог, я кивнул искренне.
— И потому Совет так прижимал тебя? Из-за того, что считал готовым переродиться в колдуна?
— Угу. Все так, только ты заблуждаешься, говоря об этом в прошедшем времени. — Я опустил голову, прикусив на пару секунд губу. — Мёрф, это как раз из тех случаев, в которые копы не должны вмешиваться. Я предупреждал тебя, что такие ситуации возможны. Мне случившееся нравится не более твоего. Но прошу тебя, не лезь в это дело. Это никому не поможет.
