Удивительно, но факт: общество не заинтересовано в богатстве самом по себе. Общество, с тех пор как осознало себя таковым, борется с богатством. Богатство на теле общества — как жир на теле человека. Небольшой жирок полезен и продуктивен, а значительные скопления богатства ведут к малоподвижному образу жизни, препятствуют нормальной циркуляции жидкостей в организме, способствуют развитию болезней. При ожирении спасение для человека, как и для богатого общества — подвижные игры и физический труд.
Богатство желает себя сохранить как богатство, оно сторожит свою ценность. Инфляция (обесценение) заставляет богатство двигаться в поисках возвращения потерянной ценности. И мы желаем богатства, мы помним завет предков: пока толстый сохнет, худой — сдохнет. Мы двигаемся в поисках богатства, а обретя его, двигаем его, чтобы оно сохранило свою ценность, свою охранительную значимость. Ибо богатство, конечно — это власть и магия.
Каких только ужасов не придумали про инфляцию богачи. Это, мол, скрытый налог на общество. Мол ленивое и тупое правительство печатает лишние деньги, фальшивомонетничает, обесценивая сбережения среднего класса — шепчут со всех сторон газеты. Потребительская инфляция пожирает бедняков — другой старый миф.
И в этом была бы доля правды, если бы средний класс пребывал в летаргическом сне, а бедняки не были бы по логике своей бедности самым подвижным классом общества.
Инфляция очень избирательна, очень субъективна, зависит от так называемой «корзины потребления». И жизнь не знает одинаковых корзин. Инфляция последних лет сильно задела продукты питания, но бедняк их выращивает самостоятельно. И не инфляция, а ее противоположность — дефляция царствовала в те же годы в мире электроники и одежды — основных потребительских товарах среднего класса. Официальная инфляция 7 % за последний год, а я знаю людей для кого она все 20 %, а для моей семьи она 4 %. Выбирая стратегию инвестирования, полезно учитывать свою личную инфляцию и игнорировать все прочие. Полезно для ясности, для опоры в рассуждениях и решениях.
Но есть и доля правды в инфляционных мифах. Посмотрите, кто более всего пострадал от инфляции последних пяти лет в России. У нас за 5 лет цены на основные продукты питания повысились где-то на 40–50 %, по моим ощущениям. Я не Росстат, могу быть неточен, но на то и нужны комментарии, чтоб поправить, если ошибся. То есть, если расходы на питание в вашем бюджете составляли 50 %, то по газетной логике, если вы не меняли работы и не искали дополнительных источников дохода, теперь расходы на питание составляют все 70 %. Похоже на правду? Да. Но правда и в том, что пострадали неподвижные.
И это ужасно. Я не люблю, когда общество меня шевелит. Я люблю, когда я сам решаю, как мне жить. По вдохновению или любви вдруг неожиданно для себя шевелюсь в каком-нибудь заманчивом направлении, тяну ложноножки, расправляю тушку… Потому что люблю, когда сам — я и стал инвестором. Я добровольно вернул обществу весь свой жирок и он теперь там трепещет и шевелится на фондовом рынке, отправляя мне ежегодные приветы в виде дивидендов и купонов — своего рода инфляционные индульгенции….
Самое обидное, что общество право по сути. Мой жизненный интерес — двигаться и меняться. Поддерживать в себе интерес к жизни — вот что я должен делать неустанно. Зря я злюсь на общество, оно как взбалмошная женщина… или как жизнь — гонит, когда любит.
Жизнь все время обесценивает мое тело. Я помню, с какой нежностью льнули к нему женщины, когда я был ребенком. Так и норовили его поцеловать или хотя бы ущипнуть. Я помню, с какой страстью они прикасались к нему, когда я стал мужчиной, но уже не было той нежной и трогательной охранительности. Жизнь обесценивает, инфлирует мое тело. Я видел стариков, чье тело не любил уже никто, даже они сами. И это были неподвижные старики, те старики, которые уже давно ничему не удивляются. Но я знал и других. Что любили и были любимы до последнего чиха, до последнего поворота головы. Движение тела и ума спасало их от инфляции. У меня и у жизни, что заставляет меня двигаться, один интерес — чтобы жизнь продолжалась, мы союзники даже, когда я ворчу.
