«Я слишком устала для подобного дерьма». Вики осторожно прошла в квартиру. «Подумать только: в четыре утра — и такая отвага. Трудно не похвалить себя за это».
Передвигаясь как можно более осторожно, не поднимая ног выше чем на сантиметр над полом, она продвинулась вдоль стенки коридора, обогнула угол и, напряженно вслушиваясь, вошла в гостиную. На протяжении нескольких последних месяцев женщина убеждалась, что в то время как неизлечимая болезнь ее глаз — прогрессирующая дегенерация сетчатки — полностью лишила ее возможности видеть в темноте, звуки и запахи постепенно начали компенсировать эту утрату. Доказательство этому сейчас можно будет получить на практике, так как она знала, что, несмотря на жалюзи в эркере, уличный фонарь обеспечивает определенную освещенность, в квартире никогда не бывает абсолютной темноты, но все это касалось людей с нормальным зрением — она же с равным успехом могла ходить по ней с плотной повязкой на глазах.
Однако даже ее глаза не могли не заметить светового пятна, должно быть отбрасываемого мерцающим экраном телевизора с выключенным звуком на дальней стене. Вики остановилась, продолжая сжимать в руке свое страшное импровизированное оружие, и наклонила голову, уловив хорошо знакомый запах лосьона после бритья в смеси... ну да, с сыром.
Внезапное облегчение едва не свалило ее с ног.
— Что, черт бы тебя подрал, ты делаешь здесь в такое время, Селуччи?
— А ты как думаешь? — насмешливо отозвался знакомый голос. — Смотрю, выключив звук, какую-то идиотскую киношку и поедаю чипсы весьма сомнительной свежести. Скажи, Бога ради, как долго они у тебя пролежали?
Вики нащупала стену, затем провела пальцами в поисках выключателя верхнего света. Прищурившись сквозь слезы, набежавшие на глаза, которые стали крайне чувствительными к яркому свету, она бесшумно опустила на пол сумку. Мистер Чин, сосед с первого этажа в ее подъезде, был бы крайне недоволен, если бы проснулся из-за шума, который могли вызвать двадцать фунтов различных совершенно необходимых ей мелких вещиц, обрушившихся на его потолок.
Развалившийся на ее диване детектив-сержант Майкл Селуччи искоса посмотрел на нее снизу вверх и отставил в сторону полупустой пакет с чипсами.
— Трудная ночь? — проворчал он.
Позевывая, женщина стянула с плеч куртку и бросила ее на спинку кресла.
— Не особенно. А что, заметно?
— Эти мешки у тебя под глазами больше смахивают на багажные сумки. — Он спустил ноги на пол и потянулся. — В тридцать два уже не удается приходить в норму так же быстро, как в тридцать один. Тебе следует больше времени уделять сну.
— Я как раз и собиралась этим заняться — уделить время сну. — Вики пересекла комнату и пальцем ткнула в панель управления телевизора. — Дотого как пришла домой и обнаружила тебя в своей гостиной. Кстати, ты не ответил на мой вопрос.
— Какой вопрос? — Улыбался Селуччи, надо признать, просто обворожительно, но после восьми лет, что они служили вместе в полиции, учитывая также, что последние четыре из них они состояли в интимной связи... «Теперь — это лишь аккуратная этикетка, объявляющая об усложнившейся ситуации». Женщину поразило, что она оказалась настолько невосприимчивой к этой недвусмысленной классической ситуации.
— Я слишком устала для подобного дерьма, Селуччи. Не доставай меня сейчас.
— Ладно. Я зашел только для того, чтобы узнать, помнишь ли ты что-нибудь о Ховарде Болланде.
Она пожала плечами.
— Гангстер мелкого пошиба, вечно рассчитывающий на приличный куш, но отказывающийся от такой возможности, если при этом необходимо подставить свою задницу. Я думала, он давно смылся из города.
Селуччи развел руками.
— Он вернулся, если можно так выразиться. Пара ребятишек нашли его тело сегодня вечером за книжным магазином на Квин-стрит.
— И ты пришел ко мне, чтобы выяснить, помню ли я что-нибудь, что бы помогло вам найти убийцу?
— В точку попала.
— Майк, я прослужила в отделе по борьбе с мошенничеством всего три месяца, после чего меня перевели в убойный отдел, и с тех пор прошло, вынуждена отметить, довольно много времени.
— Стало быть, ты ничего не помнишь?