Я не верил своим ушам. Она говорила примерно то же, о чем писал мне Виталий в своем письме. Я снова всей кожей ощутил близкое присутствие чего-то такого, что было вне всяких привычных представлений о мире. Но теперь это было не просто словами, оно подтверждалось всем, что мне пришлось испытать на Лысой горе.
— Айын, но это еще не все. Я пошел за ним на Лысую гору, думал, он там…
— Ты тоже там был?! — переспросила она. Похоже, пришел ее черед удивляться. — Ну, ты смельчак, однако!
— Какой там, к черту, смельчак! Если бы я знал, что там со мной будет, меня туда было бы не загнать никакой палкой! Хотя меня предупреждали… Я там чуть копыта не отбросил со страха. Никому не дай Бог пережить такое. Видишь, я поседел даже! До этого не было! — Я повертел головой, показывая ей посеребренные пряди на висках. — А еще Виталий просил меня найти в этих краях какую-то свою тетрадь… Да к тому же им тут эфэсбэшники интересуются… У меня из-за этого кувырком вся командировка! В общем, я не знаю, что делать.
— Погоди, погоди! — остановила Айын мой монолог. — Давай все по порядку, с самого начала. С того момента, как ты приехал сюда.
Она поставила еще кофе, а я начал сбивчиво и сумбурно излагать все, что касалось моего пребывания в Нарьян-Маре. Я не мог говорить об этом без волнения — впервые я нашел возможность поделиться с кем-то пережитым. Она несколько раз возвращала мой рассказ в спокойное и упорядоченное русло, при этом периодически подливая мне и себе кофе. Потом на столе появились какие-то угощения, я даже не запомнил, какие. Я самозабвенно рассказывал о том, как и зачем приехал сюда и с первых же минут пребывания столкнулся со страшными байками о Лысой горе. О том, как встретился с Виталием, и о том, что нас связывало с института. О его странных намеках на некое наше общее дело здесь и его загадочной рукописи. О разговоре со следователем. О письме Виталия и его внезапном исчезновении. О том, что я нашел на Лысой горе. Обо всех кошмарных перипетиях то ли сна, то ли видения, то ли чего-то еще. И, наконец, о своем намерении прояснить для себя все произошедшее, которое и привело меня сюда, к ней.
Я рассказывал часа два, изредка прерываясь, чтобы сделать глоток-другой. Она слушала, почти не перебивая, иногда задавая уточняющие вопросы. Когда я закончил говорить, язык двигался с трудом, я почти осип.
— Ну вот, теперь ты все знаешь, — заключил я, дойдя до конца своего повествования.
Она молчала некоторое время, раздумывая о чем-то.
— Да, тяжелый случай, — вымолвила она наконец и опять замолчала, прикусив губу.
Я чувствовал себя пациентом на приеме у доктора, который не решается огласить страшный диагноз.
— Бога ради, Айын, ты можешь сказать, что все это значит? — умоляюще возопил я.
— Ну, прежде всего, успокойся. Ничего непоправимого с тобой не произошло. Но помощь тебе действительно нужна. Виталий был прав: ты оказался на пути ищущего, но пока об этом не знаешь. Я могу, даже должна тебе помочь, но одной мне не справиться. Завтра мы идем с тобой к деду.
Ее голос и смысл сказанного успокоили меня. Вообще, само присутствие этой женщины рядом оказывало успокаивающее действие.
— Хорошо, как скажешь, — я согласен был со всем, что бы она мне ни предложила. — Но что от меня требуется?
— Сегодня — ничего. Потом потребуются некоторые усилия. А сейчас иди к себе и постарайся хорошо отдохнуть. Дед сегодня как раз должен быть в городе, у него тут кое-какие дела. Я сейчас схожу к нему и поговорю с ним насчет тебя. Я все равно собиралась его навестить. А с товарищами из органов будь осторожен. С этим Шацким мы знакомы. На редкость въедливый тип. Он и ко мне в школу заявлялся, расспрашивал про Виталия.
Я подтвердил, что Шацкий действительно называл мне ее имя.
— Разумеется, он от меня ничего не добился, — добавила Айын. — Но поскольку вы с Виталием были друзьями, к тебе они крепко прицепились и просто так не отстанут. Возможно, будут следить за твоими перемещениями. Так что никому не говори, куда уходишь. Завтра жду тебя в девять утра, договорились?
— Договорились! — сказал я, ощущая подъем жизненных сил. Мысль о том, чтобы одному отправляться с визитом к старому шаману, как-то не очень воодушевляла меня. Но в обществе Айын я был готов идти куда угодно.
