Когда добрались до Монтеро, аббат предложил стражникам вместе с ним пообедать, и хотя они смотрели за ним в оба, ему все же удалось выбросить некоторые компрометирующие бумаги. Стражники на это не обратили внимания, однако вечером, за ужином, балагуря, заявили, что ему-де от них не уйти.
Аббата уложили в кровать, цепью прикрепив его за ногу к одному из столбиков, на которых держится балдахин. Стражники легли спать в прихожей. Дождавшись, пока они заснут, аббат де Бюкуа, с трудом приподняв балдахин, снял цепь со столбика, вокруг которого она была намотана. Сделав это, он стал потихоньку пробираться к окошку, но ненароком задел за башмак одного из спящих стражников, который проснулся, вскочил и поднял тревогу.
Покрепче связав его, стражники сунули аббата в почтовую карету, идущую из Санса, и доставили его в Париж, в гостиницу «Серебряный ключ», что на улице Мортеллери. Нисколько не держа на них зла, аббат и здесь угостил их обедом.
Уж теперь с него действительно не спускали глаз, и он под охраной двух полицейских был доставлен в Фор-Левек, который находился на набережной Лувра.
В Фор-Левеке аббат де Бюкуа оставался целую неделю, не подвергаясь никакому допросу. Ему предоставлена была возможность беспрепятственно гулять по тюремному двору; во время прогулки он не переставал ломать себе голову, каким способом ему отсюда выбраться.
Он успел заметить, пока его вводили в здание тюрьмы, что фасад этого здания весь состоит из ряда окон, расположенных ярусами до самой крыши, и что решетки, которыми они забраны, образуют как бы сплошную лестницу, прерываемую лишь интервалами между этажами.
После допроса, в ходе которого ему удалось доказать, что он вовсе не аббат де Бурли, а аббат де Бюкуа и что хоть он в речах своих и в самом деле позволял себе некоторые вольные выражения, «личность его тем не менее может быть удостоверена весьма уважаемыми особами», за ним стали следить не столь бдительно и позволили ему гулять по тюремным коридорам.
Поскольку у него оставалось еще несколько луидоров, тюремный смотритель позволял ему по вечерам подниматься в самый верхний коридор, якобы подышать воздухом, что, по утверждению аббата, было ему совершенно необходимо для здоровья. Днем он тайком развлекался тем, что плел веревки, используя для этого свои простыни и полотенца. Наконец однажды ему повезло: он так долго стоял в тот вечер в верхнем коридоре, будто бы погруженный в глубокое раздумье, что тюремщик позабыл отвести его обратно в камеру, и он там остался один.
Преодолеть дверь на чердаке и проникнуть на крышу было для него делом не столь уж трудным. Он заглянул вниз, на набережную, и ему стало жутко: при бледном свете луны множество переплетающихся железных прутьев с топорщившимися рогатками и обнаженными остриями «являло собой, по его словам, поистине устрашающее зрелище…» Это был словно лес ощетинившегося железа.
И однако к середине ночи, когда уже не слышно стало ни городского шума, ни шагов дозорных, аббату де Бюкуа, несмотря на устрашающие острия, все же удалось с помощью скрученных веревок спуститься на набережную, рядом с которой простиралась обширная местность, носившая в те времена название Долина Нищеты.
Глава третья
ДРУГИЕ ПОБЕГИ
Описывая выше побег аббата де Бюкуа из Фор-Левека, мы, дабы не прерывать хода повествования, опустили некоторые подробности. Намереваясь удрать через чердачное окно, он сразу же наткнулся на непредвиденное препятствие: дверь в чулан, куда ему необходимо было попасть, чтобы осуществить свое намерение, оказалась запертой на висячий замок. Никаких инструментов у него не было; и тогда он решил эту дверь поджечь. С первого дня его пребывания в тюрьме надзиратель позволил ему готовить пищу у себя в камере, для чего продал ему сколько-то яиц, угля и огниво.
Вот с их-то помощью и разжег он небольшой костер у двери в этот чулан; он собирался лишь прожечь в ней дыру, через которую можно было бы пролезть. Однако когда он был уже в чулане, пламя поднялось так высоко, что он испугался, как бы огонь не перекинулся на крышу; на его счастье, в чулане оказался горшок с водой, и ему удалось предотвратить пожар, но при этом он чуть было не задохнулся от дыма и в нескольких местах прожег свое платье.
