Сон… Это был сон. А до этого – можжевеловая баня и щекотное тепло чёрного кошачьего бока.
А за дверью слышались голоса. Сначала Дарёна испуганно сжалась под одеялом, но потом стала вслушиваться. Голоса звучали спокойно, не угрожающе, и один из них был ей знаком. Млада. И какая-то гостья…
Дарёна на цыпочках подкралась к двери и приоткрыла её самую малость. Тоненькая полоска света упала на пол, лизнув пальцы босых ног девушки.
– Невеста, говоришь? – усмехнулась гостья. – А что, если опять ошибка?
– Ошибки нет, госпожа, – твёрдо ответила Млада. – Ждану мне тоже судьба послала, но только для того, чтобы я Дарёнку нашла. Вот ведь как бывает…
– А сердце что тебе подсказывает? – спросила незнакомка.
– Моё сердце говорит – она. И её сердечко тоже откликается.
Голосом собеседница Млады обладала приятным – довольно низким, но тёплым, окутывающим слух, как войлочная накидка. В щёлочку нельзя было разглядеть ничего, кроме до странности знакомого вышитого рушника на стене, и Дарёна попыталась представить себе внешность гостьи: скорее всего, высокая и сильная, какими должны быть женщины-кошки; волосы… хм, вероятно, тёмные. Глаза, по рассказам мамы, у дочерей Лалады встречались чаще всего светлые – синие, голубые, зелёные, серые, и даже если жена попадалась темноглазая, дети всё равно рождались с каким-то из этих цветов. Дарёна прислушалась к голосу… Больше всего ему подходили голубые или серые глаза. Почему именно такие? Девушка и сама не знала…
– За ней шла по пятам мёртвая хмарь, и Марушиного пса запах чую, – сказала гостья. – Я потому и пришла к тебе, Млада… Хмарь надвигается, стеной стоит. Что-то затевается в западных землях. На других заставах тоже недоброе чуют, готовыми надо быть.
– Я знаю, госпожа, – ответила Млада мрачно. – Хмарь подступила так близко, как уже очень давно не подступала. Но Дарёнка тут ни при чём.
– Ты знаешь приказ княгини – с запада жён больше не брать, – сурово проговорила гостья, и шершавое войлочное тепло её голоса сменилось непреклонным холодом.
– В ней течёт кровь восточных земель и западных, она и там, и здесь своя. В ней – равновесие сил, – возразила Млада учтиво.
– Хм, – озадаченно промычала та, кого синеглазая женщина-кошка называла госпожой. – Как же такое могло получиться? Кровь востока и запада уже давно не смешивается: через Белые горы прохода нет. Разве, кто с юга обогнул, через земли кангелов? Или по Северному морю? Но кангелы – дикари, они всех чужих, кто через их степи пройти пытается, грабят и в живых не оставляют, а мореходы в Воронецких землях худые. А вернее сказать – совсем никакие.
– Нет, госпожа, – тихо ответила Млада. – Здесь через Белые горы судьба мостик перекинула.
Что-то резко звякнуло на столе: видимо, гостья толкнула или опрокинула какую-то посуду.
– Ты хочешь сказать… – начала она.
– Да, – чуть слышно молвила Млада.
Отшатнувшись от двери, Дарёна задела ногой веник, прислонённый к лавке. Тот с лёгким сухим стуком упал, и в горнице стало тихо. Они услышали… Юркнув в постель, Дарёна зажмурилась. В висках шумело, словно сказочные птицы с вышитого рушника вспорхнули и все разом захлопали крыльями вокруг её головы. Кисточки смородиновых ягод падали из их клювов, лёгкими ударами по коже выстукивая странную песню. «Ты хочешь сказать… Да… Ты хочешь сказать… Да», – мерно слышалось в ней.
Шаги, дверь тихо скрипнула. На одеяло лёг свет от масляной лампы, по стенам замелькали тени. Девушка вжала голову в плечи и, как могла, притворилась спящей.
– Мы тебя разбудили? – тепло прозвучал голос Млады над нею. – Ну, да всё равно утро уж, пора подниматься. Хорошо ли тебе спалось?
Дарёна не могла этого сказать: тягостный сон о Цветанке выпил из неё все силы. Холод тумана ещё щекотал ей ступни, а в душе отдавалось эхо ужаса, горечи и недоумения от вида этих странных, звериных глаз подруги. Девушка ещё раз покосилась на окно. Солнце ещё не вставало, а Млада была уже на ногах и принимала гостью – весьма важную, судя по тому, что её следовало величать госпожой.
– Благодарствую, спалось хорошо, – покривила душой Дарёна, садясь в постели. – Я сейчас встану.
