«Медлить нельзя, едем сейчас же», – сказала Цветанка.
И вот, их домишко остался позади – даже печь не успела остыть. Цветанка правила лошадью, а Дарёна лежала на соломе, навалившись на тюки с вещами, окаменевшая и внешне безучастная. Глубоко-синее, тихое небо чуть подрумянивалось на западе последними лучами зари, лошадиные копыта мерно стучали в дорожной пыли. Скитаться подругам предстояло не пешком – благодаря удаче и ловкости Цветанки… До самой Марушиной Косы – места роковой встречи с зеленоглазой разлучницей.
***
– Иди, иди… Вон туда ложись. – Большие тёплые руки на голых плечах Дарёны ласково направляли и подсказывали.
Босые ноги девушки ступали по колючей можжевеловой подстилке на полу бани, располагавшейся на горячем источнике. Сама баня была сложена из камня, а внутри отделана глиняной плиткой. Треть парилки занимала каменная ванна, в которой бурлил крутой кипяток. В него Млада опустила можжевеловый веник, а Дарёна забралась на полок и улеглась на живот, вдыхая горьковатое благоухание распаренной хвои и смолы.
Она не могла не скользить взглядом по линиям нагого тела своей лесной сказки. При движениях под гладкой кожей Млады упруго перекатывались мышцы, но на мужчину своим сложением она не походила. Великолепные длинные ноги, плоский подтянутый живот; при широких сильных плечах – в меру развитая грудь и округлые бёдра, гордая лебединая шея… Млада была прекрасна. Её фигура олицетворяла и силу, и женственность. Огромная кошка, способная ударом лапы убить человека и в то же время – выкармливать детёныша молоком. Однако, вспоминая мамины рассказы о племени с Белых гор, Дарёна искала орган, которым женщины-кошки могли зачинать детей, и – не находила… Чёрный пушистый треугольник – и ничего похожего на то самое. Так чем же?…
Млада тем временем начала распаренным веником легонько похлёстывать Дарёну по спине, ягодицам, ногам. Хвоинки приятно кололись, Дарёну обдавало волной лесного духа, а кашель щекотал в груди всё слабее. Потом Млада уложила девушку животом на выстилающий пол можжевельник, сама уселась ей на поясницу и принялась разминать ей спину и плечи. Властная, тёплая тяжесть тела чернокудрой женщины вдавливала девушку в жёсткий и колющийся хвойный ковёр, а горячий обхват бёдер вызывал сладкое томление. Из рук Млады струилось расслабляющее, живительное тепло, которое покалывало кожу и отдавалось зыбью удовольствия в глубинах тела; когда она перевернула Дарёну и принялась трудиться над грудью, тепло превратилось в лёгкое жжение, сдобренное острой приправой чувственности. Притаившаяся под рёбрами болезнь просто таяла, как снег в сиянии весны. Горячие пальцы то крепко втирали целебную силу в твёрдую пластинку грудины, то тягуче, ласкающе обхватывали мягкую плоть вокруг сосков.
– Никаких хворей-горестей… Прочь, прочь уйдите, – повторяла Млада, поглаживая ключицы Дарёны.
Она легонько растёрла грудь девушки можжевеловой веточкой, потом помогла подняться и вымыла ей волосы смесью отвара мыльного корня и щёлока. От волшебных пальцев, с силой нажимавших на кожу головы, по всему телу Дарёны разлетались длинные стаи тёплых мурашек.
Пока разморённая девушка просто лежала на можжевельнике, горная жительница похлесталась веником и вымылась сама. Потом они перешли в уютный предбанник со столиком и двумя лавочками в углу у окошка, где Млада ещё раз напоила Дарёну травяным отваром с мёдом. От тепла её рук и ласки во взгляде у Дарёны подступали к глазам слёзы… За что, за какие добродетели ей такая награда и спасение?
– Теперь ты не заболеешь, – проговорила Млада, обнимая её за плечи и с тихим урчанием потираясь носом о её щёку. – Хворобу мы прогнали, пока она ещё не успела разыграться.
Всё тело Дарёны свирепо горело, кожу покалывало – и от можжевеловой хвои, и от чудотворных рук синеглазой спасительницы.
Жилище Млады у озера Синий Яхонт казалось слишком большим для одного человека и могло бы вместить целую семью. Нижняя его часть была сложена из камня, верхняя – из брёвен. Дом окружал широкий деревянный настил на опорах, образовывая ровную площадку, обнесённую по краям резными перилами. Спальня, в которой Дарёна пришла в себя, располагалась наверху, и именно туда они сейчас вернулись. В окошко открывался вид на озеро и горные вершины.
