Арун повернулся к своим палачам. Их глазами на него, казалось, смотрела сама смерть, но он не стал просить пощады. Он не доставит Флоре такого удовольствия!
Медленно стянув с себя одежду, он погрузился в опийную слякоть. Не только запах, но и ощущения были невыносимо мерзкими. Арун понял, что наряду с физическими тяготами ему придется испытывать и моральные муки.
Охранники ушли. Некоторое время надсмотрщик наблюдал за новеньким, а потом отошел.
– Если устанешь, можешь присесть на край бака, только ненадолго, – прошептал кто-то.
Только тут Арун заметил рядом с собой юношу примерно такого же возраста.
– Я выдержу, – сказал он.
– Тебе так кажется, потому что пока ты не растерял силы.
– Неужели вы работаете сутками?
– Скоро наступит перерыв. А потом будем месить до вечера. Вскоре у Аруна заныли ноги, тело будто сделалось ватным, а голова – невероятно тяжелой. Хотелось сесть, а еще лучше – лечь, не двигаться и ни о чем не думать.
Когда раздался удар гонга, мужчины принялись выбираться из баков. Многие пошатывались, их глаза казались остекленевшими, мутными.
Очень хотелось пить, но к баку с водой выстроилась очередь. Заговоривший с Аруном юноша стоял за ним. Повернувшись, Арун обратился к нему:
– А помыться можно?
– Сейчас – нет, только вечером. Но обычно воды не хватает.
– Нас накормят?
– Да, если это можно так назвать.
– Неужели нам придется есть прямо здесь? В этом зловонии?
– Нас не выпускают отсюда целыми днями. А поздно вечером провожают в бараки. На рассвете – опять на работу.
Напившись, Арун присел у стены. Раздавали какое-то месиво, и он невольно подумал: «Неужели тут даже кормят жидким опием?» Оказалось, это была чечевичная похлебка, отвратительная по вкусу и запаху.
– Такое и свиньи есть не будут, – сказал Арун, на что сосед ответил:
– Эта еще ничего! А во вчерашней кишели черви!
– Как тебя зовут? – запоздало поинтересовался Арун.
– Шанкар.
– «Приносящий удачу»?
– Об удаче здесь можно забыть.
– Как ты сюда попал? А другие люди? Наверняка не по своей воле? Я думал, в нашей стране уже нет рабства!
– Об этом лучше вечером. Кстати, мне бы хотелось знать и твою историю. Ты не похож на остальных.
– Скоро буду похож.
Перерыв закончился быстро, и пришлось снова нырять в сырец. Теперь Аруну было не до разговоров. Он не имел привычки к тяжкому и монотонному труду. День тянулся бесконечно, и Арун не мог представить, что таких дней в его жизни будет еще очень много. Несколько раз его огрели палкой – «за лень». Он все чаще присаживался на край бака, но, завидев надсмотрщика, тут же спрыгивал в жижу.
Наконец раздался удар гонга, означавший временное избавление. Пока Арун ожидал своей очереди напиться, другой бак, с водой для мытья, почти опустел, хотя каждый рабочий выливал на себя не более одного ковша.
Когда Арун зачерпнул жалкие остатки, вместе с водой в ковш попал мусор и… черви. Эту воду уже нельзя было пить, она протухла, и потому ее использовали для мытья. После им позволили надеть набедренные повязки – единственное, чем они могли прикрыть наготу.
Под наблюдением надсмотрщиков рабочие выстроились в колонну и направились к баракам, на ходу жуя испеченные еще утром, а потому успевшие зачерстветь чапати. Арун с наслаждением вдыхал вечерний воздух, пусть и насыщенный опийной пылью, но все-таки не зловонный.
Он ощущал себя грязным, у него не было ни гребня, чтобы расчесать волосы, ни мыльных листьев[74], ни веточки нима[75], чтобы почистить зубы.
В бараке Шанкар подтащил свою циновку к циновке Аруна.
– Долго говорить не будем – здесь дорога́ каждая минута сна.
– Хорошо. Так как ты сюда попал?
– Белые сахибы заставили моего отца подписать контракт о поставке мака на опийную фабрику. Ничего другого сеять не позволяли – за этим следили надсмотрщики. Отцу навязали деньги, и он угодил в кабалу, потому что доходы не покрывали долг: тот все рос и рос. Отец говорил, что он прикован к этой фабрике, что она взяла его в тиски и освобождением может стать только смерть. Он постоянно твердил об этом, и я испугался. А если он покончит с собой? Я – единственный сын в семье, и у меня несколько сестер. Как собрать им на приданое? В конце концов мы решили, что я должен устроиться на фабрику. Думали, так сумеем рассчитаться с долгами.
