полковнику Леону Канару, в прошлом мэру Обазина, и его супруге Амели, а также господину Анри Лавалю;
Национальному исследовательскому центру истории движения Сопротивления и депортации имени Эдмона Мишле (Centre national d'études de la Resistance et de la Deportation Edmond Michelet) в Брив-ла-Гайард;
Жильберу Бобати, президенту Общества словесности, естественных наук и искусств департамента Коррез (Société des Lettres, Sciences et Arts de la Corrèze).
— Скажи, мам, Мари умрет?
— Конечно нет, дурачок! Я ведь тут! Как она может умереть?
Женщина ободряюще улыбается сыну и быстро отворачивается. В ее глазах читается тревога. Она мало верит в то, что говорит. Губы ее начинают шептать молитву. Неужели Господь хочет забрать к себе девочку, которая совсем недавно оказалась под их крышей? Жар у ребенка не спадает, дыхание тяжелое, с присвистом…
Сын хозяйки дома, Пьер, на коленях стоит у кровати. Он не сводит глаз с лица больной девочки, боясь, что вот-вот случится самое страшное. Ему очень хочется помочь ей, но мальчик понимает, что это не в его силах. И все-таки он будет рядом, хотя бы для того, чтобы, когда случится неотвратимое, закричать «Помогите!»…
— Во всем виновата хозяйка, мой сыночек. Как по мне, мадам Кюзенак не хотела брать ее в дом. Она с муссюром[1] никогда не соглашается, что бы он ни сказал — все не по ней! Ну как можно было посадить девочку на запятки экипажа и оставить трястись всю дорогу под проливным дождем? Как, я спрашиваю? Души у нее нет!
До Мари, заблудившейся между реальностью и бредом, временами доносится чей-то резкий голос. Наконец она его узнала: это голос Нанетт, женщины, которая по приезде приняла ее в своем доме. Девочка поняла и то, что говорившая чем-то недовольна. Она изо всех сил прислушивается, не желая терять связь с реальностью, боясь снова провалиться в темную пропасть горячки, полную неопределенных опасностей. Она чувствует себя совершенно разбитой…
Отдаст ли она Богу душу? Монахини из сиротского приюта в Обазине, который она привыкла считать домом, говорили именно так, когда одна из сестер умирала. «Отдать Богу душу»… Мари не была к этому готова.
Она всегда думала, что жизнь хороша и полна радостей. Даже для нее, несчастной сироты…
Там, на небесах, встретится ли она со своими родителями, которые оставили ее сразу после рождения? Может быть… Она сумеет их простить!
Дыхание девочки учащается. Чьи-то руки приподнимают ее, и теплая жидкость течет в ее рот, но у нее нет сил сделать глоток. Целебный отвар проливается на ночную сорочку. Заботливые руки опускают ее на постель.
Мари проваливается в забытье, полное тепла и яркого света, и перед ее мысленным взором проносятся обрывки недавних событий, изменивших ее короткую жизнь…
Глава 1
Прощание с приютом в Обазине
Март 1906 года
— Мари! Мать-настоятельница зовет тебя в свой кабинет. Кто-то дожидается тебя в приемной. Поторапливайся, да не забудь снять фартук…
Девочка и сама слышала, как несколько минут назад прозвенел дверной колокольчик. Но у нее и мысли не возникло, что кто-то пришел, чтобы повидаться с ней…
Девочка часто представляла себе, как в один прекрасный день в комнату войдут красиво одетые мужчина и женщина с добрыми лицами. Ее родители раскроют объятия, и она кинется им навстречу, задыхаясь от счастья. Прекрасная мечта, которой не суждено сбыться.
Спеша выполнить приказание сестры Юлианны, Мари отложила нож, которым чистила овощи, — работа, исполняемая старшими воспитанницами по очереди, — и сняла испачканный фартук. Потом торопливым движением стянула с головы платок, который обязательно надевали все, кто помогал в кухне. Интересно, кто к ней пришел? После недолгого колебания девочка сняла ленточку, стягивавшую ее темные волосы, и разгладила складочки на своем сером платье. Кто бы это ни был, мужчина или женщина, внутренний голос подсказывал, что выглядеть она должна наилучшим образом. И тотчас же укорила себя за то, что грешит тщеславием, и любая из монахинь конгрегации Святого Сердца Девы Марии, исповедующих строгие моральные принципы, не преминула бы ее в этом упрекнуть.
