Осенью 1967 года на одной из улиц Бостона прохожие могли заметить молодую девушку, неотступно следовавшую за мужчиной средних лет. День клонился к вечеру. Воздух был холоден и сыр. Небо казалось свинцово серым, трава — темно-зеленой, а стволы деревьев — черными. На девушке было коричневое пальто, из ворота, туго облегая шею, выглядывал желтый свитер, на длинных ногах — толстые шерстяные чулки того же цвета, что опавшие листья, по которым она ступала.
Напряженное, застывшее лицо. Взгляд широко открытых глаз прикован к плечам мужчины, шагавшего впереди нее. Тонкий с горбинкой нос девушки покраснел от холода. Плавная линия скул, туго обтянутых кожей, законченность и четкость во всех чертах лица, и только рисунок губ вступал с ними в противоречие своей расплывчатостью.
Внешность мужчины, за которым она шла, почти во всем являла собой полную противоположность внешности девушки. Его черты лица тоже были довольно правильны и гармоничны, но если у девушки все формировала кость, то у него все было слеплено из мяса. С некоторого отдаления его лицо могло показаться привлекательным, но вблизи производило отталкивающее впечатление: нос у него был толстый, губы толстые, и кожа па щеках в буграх и вмятинах. Это был грузный мужчина, а его одежда — куртка с подкладными плечами — делала его еще тяжеловесней. Брюки на нем были узкие, в обтяжку, плохо отглаженные. Когда он поворачивал голову и воротничок рубашки отделялся от толстой шеи, становилось видно, что и шея и ворот грязные, а узел его яркого галстука сохранял следы жирных пальцев.
Мужчина был примерно вдвое старше девушки. Его сальные черные волосы заметно начали редеть над невысоким лбом. Девушка — тоненькая, хрупкая, с широко раскрытыми серьезными глазами — приблизилась к нему на расстояние десяти шагов и так упорно следовала за ним, что он почувствовал ее неотвязное присутствие и остановился. Она тоже остановилась позади него. Он обернулся и поглядел на нее. Их взгляды встретились. Его взгляд был холоден и насторожен, но он стал другим, когда мужчина увидел выражение ее глаз. Он стоял, ожидая. Она подошла ближе, приостановилась в нерешительности, а затем присоединилась к нему, и они зашагали рядом через площадь по направлению к Чарлз-стрит.
Девушка глубоко втянула в себя воздух и, задержав дыхание, посмотрела на мужчину.
— Ладно, — сказал мужчина, — но прохлаждаться мне некогда.
Девушка перестала задерживать дыхание.
— Да, конечно, — сказала она. Облачко пара от ее дыхания растаяло в вечернем воздухе.
— У тебя есть куда пойти? — спросил мужчина. — Или пойдем в отель?
— Нет, — сказала девушка, — не надо. Можно пойти ко мне.
Голос у нее был мягкий, произношение почти классически правильное английское. Мужчина говорил невнятно, в нос, как говорят бостонские докеры.
— Эй, — сказал мужчина. — Ты, может, несовершеннолетняя или еще что, а?
— Нет, — сказала она. — Я… Мне девятнадцать лет.
— Кто вас знает, — сказал мужчина.
Они свернули на Арлингтон-стрит и направились в сторону набережной. В северной части Бикон-стрит девушка вошла в подъезд дома, который, по-видимому, принадлежал когда-то состоятельной бостонской семье, а теперь был поделен на доходные квартиры. Квартира девушки помещалась на самом верху, в мансарде. Грузный мужчина совсем запыхался, взбираясь по лестнице. Он остановился в маленькой прихожей, стараясь отдышаться, прежде чем приступить к тому, зачем пришел.
Все это заняло немногим более десяти минут. Мужчина не церемонился, только приспустил брюки, словно в туалете, и скинул башмаки. Девушка едва успела снять то, что требовалось, как он уже повалился на нее, закинув оставшуюся на ней одежду ей на лицо.
Когда все было кончено, девушка заплакала. Ее прерывистое дыхание перешло во всхлипывание.
— Пожалуйста… Может быть, вы теперь… Я бы хотела встать, — сказала она.
— Ясное дело, — сказал он, поднимаясь. — Да и мне пора. — Он спустил ноги на пол, подтянул брюки и принялся развязывать шнурки на скинутых ботинках. Девушка, продолжая негромко плакать, соскочила с постели и подошла к туалетному столику в углу. Она стояла там, не двигаясь.