Может быть, бог и вправду дал Дилором долгую жизнь за все добро, что она делает людям… Он не захочет оставить Фирузу сиротой, услышит ее молитвы.
…Хоть бы бабушка выздоровела, встала с постели — без нее Фирузе страшно на свете. Фируза знает: много вокруг гадких мужчин, все таращат глаза на нее. Пока еще они побаиваются старуху Дилором, стесняются ее. А вдруг навсегда закроются ее глаза — что тогда делать Фирузе, куда пойти, у кого просить помощи и защиты?.. Вот о чем думала Фируза, сидя у изголовья бабушки.
Вдруг старуха открыла глаза, заговорила:
— Ягненочек мой, доченька, что ты плачешь? Кто тебя обидел? Или я напугала тебя своей болезнью? Не бойся! Ничего твоей старой бабке не будет. Пока не увижу тебя замужем, счастливой, в своем доме, до тех пор не умру… Мне только пропотеть надо. Как только вспотею, так сразу и встану и опять буду здоровой. Не тревожься, не грусти! Встань-ка, возьми с полки над моей головой бутылочку с лекарством. Помнишь, в прошлом году мне индус лекарь дал. Хорошее лекарство, помогло мне тогда…
Фируза достала с полки в нише граненую склянку с какой-то жидкостью. С другой полки сняла семилинейную лампочку с заклеенным бумагой стеклом, зажгла ее.
Комната осветилась. Старуха дрожащими руками открыла бутылочку, отпила из нее несколько глотков и, помолясь, поставила рядом с собой на полу.
— Ты ела что-нибудь? — спросила она внучку.
— Да, разогрела вчерашний суп.
— Ну, пойди поставь-ка самоварчик, завари чайку. Выпью горячего чаю и, бог даст, вспотею, будет легче.
— Только бы вы скорей поправились! — воскликнула Фируза и хотела уже бежать на кухню, но старуха сказала еще:
— Вот полегчает голове, доскажу тебе нашу историю…
Фируза пошла на кухню, поставила самовар и вернулась к старухе. Уже совсем стемнело, но жара не спадала. Стояла пора безветренных, темных и душных, истинно бухарских ночей. Стены и крыши домов, накалившиеся за день под знойным солнцем, по ночам дышали жаром, как горячая печь. В эту пору жители Бухары, кто только мог, выезжали в кишлаки или в загородные сады, а те, что оставались в городе, днем отсиживались в больших высоких комнатах, в подвалах, ночью спали на крышах домов — все же там было не так душно. Старухе Дилором и ее внучке и это было недоступно. Но в их маленькой комнате все же не так жарко, как на тесном дворике, и пол прохладней, чем нагретые кирпичи двора.
— Иди ко мне, сядь здесь, рядом, — позвала Дилором внучку. — Пожалуйста, разотри мне руки! — Фируза исполнила бабушкину просьбу. — Вот так, пошли тебе бог счастья и благополучия!
Старухе стало как будто лучше, она приподнялась, села и сказала:
— Ну вот, слава богу, голове моей легче. Ты заварила чай, доченька?
— Сейчас заварю.
Фируза взяла их единственный фарфоровый чайник с отбитым носиком, вместо которого был приделан жестяной, всыпала щепотку чая и пошла на кухню. Старуха Дилором вздохнула, поглядев ей вслед.
Да, ничто, кроме этой сиротки, не привязывало Дилором к земному миру! Как было бы хорошо, пока она еще жива, пристроить девочку, выдать замуж, удостовериться, что она счастлива и довольна. Дилором хорошо знает все семьи вокруг. Никогда, конечно, не посватают ее девочку богачи — баи и духовные лица. Скажут: дочь невольницы и раба, низкое происхождение.
Ладно, пусть говорят что угодно. Дилором не нуждается в них. Даже если бы и посватались, Дилором не согласилась бы отдать свою зеницу ока в эти шумные, скандальные и несчастливые семьи. Она знает, что в семье богатых и знатных Фируза всю жизнь будет несчастна. Ведь нигде она не будет единственной, либо ее возьмут после других жен, либо после нее возьмут еще жену. Каждый съеденный кусок станет ей поперек горла, за каждое новое платье отомстится ей, белого света она не увидит, будет жить, как заживо погребенная… Нет, Фирузе надо найти простую небогатую семью. Кое-кто из местных молодых ремесленников уже пытался сватать Фирузу, но старуха отказала. Она не доверяла им, знала, что они увлекались азартными играми, видела, как они в один вечер разорялись дотла. А после продавались хозяину для уплаты долгов. Нет, Дилором не отдаст такому свою Фирузу, не вставит драгоценный камень в заржавленный перстень, — ее Фирузе нужно золото, настоящее, чистое золото, чтобы оно никогда не ржавело, чтобы оправа была достойна глазка.
