О, какой развратный, отвратительный тип! Как она его ненавидела! Нет, она не даст себя в обиду! Пустит в ход кулаки, если он только посмеет ее пальцем тронуть! Но он к ней не прикоснулся. Лишь сказал:
– Пойдемте поужинаем. – Легко поднялся и вежливо протянул ей руку.
Каролина приняла его помощь, иначе пришлось бы добираться до террасы ползком. У нее вдруг жутко закружилась голова. Сильные теплые пальцы уверенно держали ее за руку. В порыве чувственности она крепко ухватилась за его руку, потом еще крепче, когда он нагнулся поднять бокалы.
Финн выпрямился, а Каролина, невольно качнувшись, неожиданно прильнула к его крепкому телу. Ставшие нестерпимо чувствительными кончики ее грудей скользнули по мягкой темной ткани, облегавшей его торс.
– Ой! – невольно вырвалось у Каролины. Все в ней задрожало. А когда она ощутила тепло сильного мужского тела и его близость, внутри у нее всколыхнулась масса непонятных эмоций, и она окончательно растерялась, не зная, что ей делать – то ли броситься в его объятия, то ли бежать.
Если следовать плану отмщения, то правильнее всего – забросить руки ему за шею, пригнуть к себе его голову и прижаться к нему пылающим телом.
Бегство – средство спасения от опасности. Но опасности нет и не может быть, пока она ведет любовную игру по своим правилам.
Правила? Ее трепещущее тело, плотно прижатое к нему, кажется, не помнит ни о каких правилах. Каролина совсем растерялась.
– Не падать! – Финн, криво усмехнувшись, уступил благородному порыву. Держа в одной руке бокалы, другой он отстранил от себя такое соблазнительное тело Каролины и повел ее к террасе, где их ждали наверняка уже остывшие и жесткие, как подошва, бифштексы.
У нее так неожиданно подкосились ноги, что Финн невольно задумался, было ли это сделано умышленно, подобно тому, как она ушла в дальний конец сада, поджидая его там, или ее слабость – результат выпитого вина?
Финн не стал подвергать сомнению поведение Каролины и решил, что во всем виновато вино. И даже обнял ее за талию, опасаясь, что она может и впрямь упасть, раз так сильно захмелела.
Он бы предпочел не дотрагиваться до нее при таких обстоятельствах. Слишком большое испытание для его самообладания! Другое дело, если бы она была совершенно трезвой.
Ему хотелось прижать ее к себе с таким острым, неодолимым желанием, какого он не испытывал с юности, когда сексуальный порыв побуждал его безоглядно бросаться в объятия женщин.
Но, заключая ее в объятия, Финн должен быть уверенным, что она полностью отдает себе отчет в происходящем и осознает последствия их поступка и что ее мозг и тело не замутнены неосторожно выпитым вином.
А еще он жаждал узнать у этой очаровательной женщины, что заставило ее выдать себя за няню и пойти к нему в услужение. Но при этом знал, что она не раскроет своей тайны, пока не станет ему доверять. А о каком доверии может идти речь, когда он горит желанием схватить ее в объятия и жадно, пылко целовать?
Но даже мечтать об этом слишком рано. Она умнее, опытнее своей младшей сестры и не такая наивная. Хотя вырвавшееся у нее взволнованное восклицание, когда она пошатнулась и их возбужденные тела соприкоснулись, говорило о том, что она испытывает к нему такое же влечение, как и он к ней.
Но даже если это так, торопить события не следует. Он интуитивно чувствовал, что их будущие отношения могут оказаться очень долгими и серьезными. И подвергать их риску из-за недостатка терпения не стоило. Финн постарался выкинуть из головы соблазнительные мысли, усадил Каролину на стул и пошел за мясом.
Мясо, к счастью, не потеряло вкусовых качеств, а салат был просто превосходным. Финн налил себе вина. Каролина покачала головой и прикрыла свой бокал рукой.
– А бифштекс у вас получился скверный, – заметила она, насмешливо сверкнув глазами. – Почему мужчины считают, что поджарить мясо на углях – вполне подходящее для них занятие, а вот постоять у плиты или почистить картофель их не заставишь?
– Не обобщайте, – улыбнулся Финн, взглянув на нее поверх бокала. – Хотя, по правде говоря, от стояния у плиты или у раковины от всех нас мало проку. Но я, хотите верьте, хотите нет, начав с тушеных овощей для Софи, вырос до приготовления обеда из четырех блюд для шести персон.
