Однако он мог бы поклясться, что не помнит, когда последний раз видел сияющее таким восхищением и счастьем лицо, как у Фэйт, открывшей для себя настоящую зиму. Что бы там ни было у нее за плечами, эта хрупкая женщина не утратила способности наслаждаться многообразием жизни. Мику стало немного не по себе, потому что он-то совершенно определенно такую способность потерял. Он попытался припомнить, когда сам последний раз был столь бездумно счастлив — и не смог. Да и был ли он вообще когда-нибудь счастлив?
И уж точно никогда со времени далекого детства он не поднимал голову навстречу падающим с неба хлопьям снега, не пытался поймать языком и ощутить на вкус кружащиеся белые снежинки, никогда не смеялся с таким самозабвением. Из Фэйт должна получиться хорошая мать, подумал Мик. Она не утратила способности чувствовать себя ребенком.
Нечаянно обернувшись, Фэйт обнаружила, что Мик наблюдает за ней с видом естествоиспытателя, ломающего голову над загадкой природы. Рыжая ковбойская шляпа отбрасывала тень на его глаза, но в свете фонаря, висевшего на крыльце, можно было видеть чуть приподнятые уголки губ, словно хозяин ранчо сам был не прочь присоединиться к игре, но с трудом сдерживал себя от искушения напоминаниями о своем возрасте и солидности. Чтобы взрослый мужчина играл в детские игры? Боже упаси!
Схватив пригоршню снега, Фэйт начала мять его в руках.
— Так у вас лепят снежок? — весело спросила она у Мика.
— Примерно так, — отозвался тот и приблизился на шаг. — А в Сан-Антонио вам не приходилось лепить снежки?
Ветер завыл за углом дома, и через секунду облако снежной пыли взметнулось в воздух и обрушилось на Фэйт. Она отпрыгнула назад, закрываясь рукой от жалящих и слепящих ледяных кристалликов, и в ту же секунду почувствовала, что ее поддерживает за локоть сильная рука.
— Все в порядке? — спросил на ухо хозяин дома.
— Да, просто испугалась немного.
Вообще-то бояться есть чего, подумала Фэйт, когда большая ладонь Мика смахнула с ее лица и бровей тающие снежинки. Но какое ласковое и нежное прикосновение. Боже, какое нежное прикосновение!
— Ну что, — подытожил Мик и отступил на шаг. — Еще не замерзли? Может быть, пойдем в дом?
— Побудем здесь еще немного? — Фэйт заколебалась. — Если… если, конечно, вы не против.
— Разумеется, я за!
Прогулка в метель неожиданно обернулась для Мика захватывающим путешествием в сказочную страну. Почему и как это произошло, Мика не волновало, просто он наслаждался восторженной радостью Фэйт, и давно, трудно даже сказать, как давно, у него не было так светло на душе.
Фэйт все еще держала в руке маленький, неправильной формы снежный комочек и загадочно поглядывала на помощника шерифа.
— Не надо, — пытаясь скрыть улыбку, сказал он, и секундой позже пригнулся, уворачиваясь от ее быстрого броска. И тут же деловито загреб снег и мастерски слепил ледяной снаряд.
— Сами напросились, — грубовато заметил он.
Да, напросилась, мысленно согласилась Фэйт и снова подобрала пригоршню снега. Когда он разогнулся, Фэйт, взвизгнув, швырнула в него снежный комок, разумеется, промахнулась, и тут же начала лепить новый.
— Ну, — проговорил он, — теперь мой черед.
Он медленно шагнул к ней, покачивая на руке огромный, идеально круглый снежный шар.
— Надеюсь, вы не собираетесь растереть его о мое лицо? — с беспокойством спросила Фэйт, пятясь назад.
— Нет. Даже не мечтайте об этом.
— Отчего же тогда вы не бросаете? — Она снова попятилась, ощущая, как в нее змеей вновь вползает дурное предчувствие. Забава кончилась, поняла она вдруг. Вид угрожающе наступающего на нее мужчины уже не казался игрой, скорее — жуткой реальностью, материализацией ее кошмарных снов.
— Мик!..
За годы армейской службы в отделе по специальным операциям Пэриш-младший научился прекрасно различать малейшие нюансы в поведении человека, и сейчас за легким дрожанием голоса он уловил ее всепожирающий страх. Остановившись, он медленно уронил снежок на землю.
— Не волнуйтесь, — добродушно сказал он. — Надо же мне было подразнить вас? Пойдемте в дом, пока вы не простыли.
Страх Фэйт успел к этому моменту улетучиться, и она стояла как вкопанная, ощущая себя круглой дурой. Вспыхнув от стыда, она непроизвольно выпалила:
