Тем временем подоспел и Орион со своим луком, но стрелять не торопился – отчасти потому, что поразить животное, не задев окруживших его собак, было довольно сложно, отчасти из-за ощущения, – которое сегодня часто посещает и нас, а потому не кажется ни новым, ни странным, – что это будет несправедливо по отношению к единорогу. Тогда он отложил лук и, распихивая собак ногами, вытащил из-за пояса старый меч, который постоянно носил с собой, а потом сделал шаг вперед, чтобы скрестить свое оружие с рогом единорога. Единорог изогнул белоснежную шею, устремив острый рог прямо в грудь Ориону. Хотя животное, несомненно, было утомлено долгой погоней, в мускулах его шеи все еще сохранилось достаточно силы, чтобы нанести этот могучий удар, и Орион с трудом парировал его. Потом он и сам сделал выпад, метя единорогу в горло, но толстый и длинный рог так легко отбил острие в сторону и так быстро перешел в контратаку, что Ориону пришлось налечь на меч всем своим весом, и все равно рог прошел в каких-нибудь дюймах от его тела.
Орион снова попытался пронзить животному горло, но огромный белый зверь ушел от выпада почти презрительно и, целясь точно в сердце, продолжал раз за разом наносить стремительные и мощные удары, одновременно тесня Ориона грудью. Эта грациозно склоняющаяся шея, похожая на арку, но обвитая твердыми мускулами, столь уверенно и мощно направляла смертоносный рог, что вскоре Орион почувствовал, как немеет от усталости рука. Он предпринял еще один выпад, но снова безрезультатно, а выпрямляясь, увидел, как свирепо блеснул в звездном свете глаз зверя, увидел прямо перед собой белизну твердой как мрамор шеи и понял, что больше не сможет отражать могучие удары.
И тут одной из гончих удалось схватить единорога чуть выше правого плеча и повиснуть на нем. Не прошло и секунды, как вся свора набросилась на зверя, впиваясь зубами в свои излюбленные места, и все вместе они напоминали возбужденную толпу, которая с сопением бросается то в одну, то в другую сторону, но в итоге топчется на одном и том же месте.
Орион больше не наносил ударов мечом: между ним и горлом единорога оказалось вдруг слишком много собачьих тел. Из глотки зверя вырвались громкие и страшные стоны, не похожие ни на какие звуки, когда-либо оглашавшие собой наши поля. Неожиданно они оборвались, и в наступившей тишине было слышно лишь низкое рычание, раздававшееся над поверженной тушей удивительного зверя.
Глава XX
ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТ
Орион шагнул в самую гущу своры, освеженной яростью боя и триумфом победы. Раскрутив ремень кнута так, что он образовал вокруг неровный шелестящий круг, он отогнал гончих от чудовищного мертвого тела; в другой же руке Орион держал меч, с помощью которого отрезал голову единорога. Кроме того, он снял кожу с шеи, так что она, пустая, свисала с отделенной головы. И все это время гончие не переставали волноваться и лаять, и то одна, то другая предпринимала попытку броситься на остывающее тело, как только ей казалось, что она может проделать это, не опасаясь удара кнутом. Прежде чем Орион завладел своими трофеями, прошло довольно много времени, потому что кнутом ему приходилось работать едва ли не больше, чем мечом. Он сделал ременную петлю и закинул отрезанную голову через плечо так, что рог единорога торчал вверх слева от его головы, а испачканная в крови шкура свисала вдоль спины. Пока Орион пристраивал трофеи поудобнее, он позволил своим псам снова потревожить мертвое тело и попробовать крови убитого зверя. Он отозвал их и, дунув в рог, повернул в сторону Эрла, и свора послушно пошла за ним. Когда все ушли, из-за кустов осторожно выбрались две лисицы. Им тоже не терпелось попробовать на вкус волшебную кровь, ведь именно этого они дожидались так долго.
Пока единорог взбирался на свою последнюю гору, Орион чувствовал такую усталость, казалось, еще немного, и он не сможет идти дальше; теперь же, когда за плечами его висела тяжелая голова зверя, всю усталость как рукой сняло. Орион шагал с легкостью, которую он обычно ощущал только по утрам, – это был первый добытый им единорог! Псы тоже выглядели освеженными, словно кровь, которую они лакали, обладала волшебной силой, так что домой свора возвращалась оживленной, беспорядочной толпой, то бросаясь играть, то забегая вперед, словно ее только что выпустили из вольера.
