Она слишком поздно осознала свою ошибку. Тревелин ухватил за повод ее лошадь и рывком осадил ее.
– Я… я только хотела сказать… – пробормотала Рина.
– Я знаю, что вы хотели сказать, – перебил граф, и глаза его потемнели от гнева. – Вы хотели предложить утешение несчастному глупцу, который не сумел удовлетворить свою жену. Так вот: в утешении я не нуждаюсь. А если бы даже и нуждался, то нашел бы женщину более привлекательную. Вы не способны даже завести себе мужчину…
Сабрина выдернула поводья из его руки. Резко развернув кобылу, пустила ее в галоп. Она мчалась по лугу, смаргивая с ресниц горячие слезы. Да, она не красавица. Но то, что он это сказал… Рина почувствовала себя просто-напросто уродливой. Ей вспомнились обидные слова вдовы: «Посмотри в зеркало, девушка. Не похоже, чтобы кто-то еще попросил твоей руки».
Рина снова пришпорила лошадь, и та помчалась еще быстрее. Да, она некрасивая. Уродливая. Отвратительная. По крайней мере, он так считает. Сабрина смахнула с глаз слезы и вдруг увидела, что стремительно приближается к лесу. Взяв себя в руки, она натянула поводья, намереваясь осадить лошадь.
И тут ремни поводьев лопнули.
Чарльз в изумлении смотрел вслед мисс Уинтроп, вихрем пронесшейся в сторону леса. Встревоженный, он хотел последовать за ней, но тут раздался голос графа:
– Пусть скачет. Оставьте ее. Она сама сумеет о себе позаботиться.
– Мне кажется, она плакала, Эдуард, – возразила Эми. – Что ты ей сказал?
– Ничего, кроме правды.
Да, он сказал правду, потому что хотел ранить ее так же, как она ранила его. И ему это удалось. Его слова лишили ее самоуверенности, заставили раскрыться, растеряться… Она мошенница и лгунья, жестоко обманувшая его родных. Но боль ее была подлинной…
– Почему она не придержит коня? – спросил доктор. – Она уже приближается к деревьям.
Эдуард поднял голову. Всадница действительно мчалась к лесу с пугающей быстротой. Но Эдуард знал, что она опытная наездница. Значит, сумеет остановить лошадь в любой момент, когда пожелает. Выходит, еще один обман. Граф усмехнулся.
– Не стоит зря беспокоиться. Мисс Уинтроп… Она… Какого дьявола?! Почему она не натянет поводья?..
И тут граф заметил, что она натягивает поводья изо всех сил. Но кобыла по-прежнему мчалась галопом. Раздался пронзительный крик Эми:
– У нее лопнули поводья! О Господи, если лошадь не остановится…
Эдуард не дослушал. Стиснув зубы, он пришпорил Брута. Конь несся по лугу, и из-под его копыт летели комья земли. Граф, припавший к черной гриве, то и дело подгонял своего стремительно несущегося жеребца.
А непокорная рыжая кобыла по-прежнему мчалась к лесу. Граф знал: вскоре лошадь доберется до извилистой лесной тропинки под низко нависшими ветками, и тогда, проскакав еще сотню ярдов, она, вероятно, остановится, но будет уже поздно… Много лет назад, на охоте, Эдуард видел, как всадника в подобной ситуации проткнуло веткой. Он до сих пор помнил запах крови…
Брут, похоже, нагонял кобылу. И все же расстояние сокращалось слишком медленно; граф видел, что опаздывает на несколько секунд. Всего несколько секунд могли решить судьбу всадницы. Конечно, она мошенница и лгунья, но подобной участи все же не заслуживает. Эдуард представил, как меркнут ее глаза, как ее поразительные зеленые глаза становятся безжизненными…
– Давай, мой мальчик, – прошептал он в самое ухо гунтера.
Могучий черный конь понесся еще быстрее. В следующее мгновение Брут поравнялся с кобылой, и граф, протянув руку, подхватил женщину и выдернул из седла. Кобыла же, устремившись в густые заросли, пронеслась под толстой веткой, промелькнувшей прямо над пустым седлом.
Сердце графа бешено колотилось, он судорожно хватал ртом воздух. Уставший жеребец медленно выходил из леса. Морда Брута была покрыта пеной, бока блестели от пота. Эдуард погладил коня по холке и что-то прошептал ему на ухо.
Сабрина, сидевшая у графа на коленях, обвила рукой его шею. Девушка со страхом и изумлением смотрела в сторону леса, словно все еще не верила в свое спасение. И действительно, все произошедшее казалось чудом. Чудом, заставшим врасплох их обоих.
