Когда Чапуиз сложил для себя уже почти цельную картину, он вдруг понял, что в ней отсутствует наиболее важная часть, без которой все остальное становится бессмысленным. Нужен был лидер, человек, который сплотил бы воедино все эти разношерстные массы людей, некто, обладавший магическим даром использовать их простую приверженность трону.
Тщательно все обдумав, Чапуиз решил, что Екатерина — это пустой номер. Что же до Марии — он подавил острый приступ угрызения совести, — ее надо выдать замуж за человека, который смог бы защитить ее корону, а потом облегчить ей эту ношу. На примете был ее кузен — король Шотландии, но нет, посол прожил в Англии достаточно долго, чтобы понять, какая вражда разделяет эти два королевства. Англичане никогда не восстанут, чтобы избавиться от своего короля Генриха и посадить себе на шею ненавистного короля скоттов.
Значит, это должен быть второй сын графини Солсбери Реджиналд Поул, который уже заявил о своей приверженности королеве Марии. Молодой человек безупречной репутации и, по счастливому стечению обстоятельств, благодаря своей крови Плантагенетов обладающий даже большим правом править Англией, чем сама Мария.
Закончив подготовительную работу, Чапуиз при полном параде выехал, чтобы навестить Екатерину, с таким видом, что любой сторонний наблюдатель сразу распознал бы в нем заговорщика. Тогда она еще жила в замке Мор и ей еще позволяли принимать друзей.
Она молча выслушала его соблазнительный план. Лицо ее ничего не выражало, но Чапуиз, слишком хорошо ее знавший, начал чувствовать, что внутренне она противится каждому его слову. Он запнулся.
— Мадам, вы не одобряете.
— Станет ли жена, даже если она отвергнута своим мужем, одобрять заговор, направленный на его уничтожение?
«А почему же нет, если он добивается уничтожения вас?» — собрался возразить Чапуиз, но вместо этого он успокаивающе сказал:
— Если наше восстание окажется успешным, король вынужден будет всего лишь отказаться от своей любовницы, признать вас в качестве законной жены и преодолеть раскол с Римом.
— Вынужден? — В улыбке Екатерины явно проскальзывала насмешка. — Можете ли вы представить себе, что он сдастся, даже если ему в сердце будет направлено острие меча? Так каков же выбор? Нет, ни в одной из английских тюрем мой муж надолго не задержится.
— Ему придется покинуть страну.
— Убежище во Франции, откуда он вернется с новыми силами, чтобы вернуть себе корону. И тут-то моей дочери не поздоровится!
В молчании, повисшем между ними, отчетливо прозвучала другая мысль. Екатерина пронзительно взглянула на своего сообщника.
— Может быть, король… будет убит в бою?
— Будет очень жаль, мадам, но таковы превратности войны. — Веселость тона Чапуиза поникла под ее недвусмысленным взглядом.
— Неужели вы думаете, что я пожелала бы Марии взойти на трон по залитым кровью ступеням?
— Это был бы не первый случай в истории, — заметил Чапуиз. — Многие короны получены — и потеряны — силой.
Он слишком поздно понял свою ошибку, а королева поторопилась подчеркнуть ее:
— Как вы правильно заметили, не замедлят появиться такие, которые захотят лишить мою дочь короны точно так же, как она лишила ее своего отца. — Екатерина сделала протестующий жест. — Я не могу согласиться сыграть роль, которую вы уготовили мне. Так ли уж часто за последние годы я открыто заявляла, что не подчинюсь воле короля, кроме тех случаев, когда дело касалось вопросов совести?
«Пресвятая Богородица, возможно ли, что она все еще любит этого надутого монстра? — раздраженно подумал Чапуиз. — Он распял ее на кресте моральных мук, лишил ее единственного ребенка, но могу поклясться, что только что в ее голосе я уловил нечто похожее на нежность». Он не переставал с оттенком иронии удивляться этому непостижимому женскому полу.
Поддавшись какому-то непонятному чувству, королева неожиданно положила свою руку поверх его, что было для нее совсем несвойственно, мягко улыбаясь при этом.
— Мой друг, мой дорогой друг, я никогда не буду в состоянии отплатить вам за все то добро, что вы сделали для меня с тех пор, как мой племянник провидчески назначил вас послом в этой стране. Какую же поддержку вы оказывали мне и Марии все эти жестокие годы! Меня печалит, глубоко печалит, что впервые за последнее время мы не можем идти одним путем. Но я не могу согласовать свои шаги с вашими. Постарайтесь понять меня.
