— Разрешите воспользоваться вашим телефоном? — перебила его Вавочка, придвигая аппарат. Из сумочки показалась записная книжка. — Сейчас мы все решим.
Последняя фраза относится не к врачу — к Родимцеву. Он ответил благодарным кивком.
— Владлен Маркович? Здравствуйте. Вас беспокоит Вера Борисовна Ольхова… Да, да, вы не ошиблись, дочь Бориса Моисеевича…
Через несколько минут — новый звонок. Какому-то Игорю Валентиновичу. Потом — Светозару Гавриловичу.
К двум часам к под»езду больницы начали причаливать «мерседесы» и «бээмвушки». Из них неторопливо выбирались медицинские светила с дипломатами и портфелями. В сопровождении светил рангом пониже.
Ошеломленный парнишка метался между знакомыми по учебникам профессорам и академикам, угодливо кланялся, что-то бормотал. Проводил в палату.
Через остекленную перегородку Николай и Вавочка наблюдали за тем, как медики осматривали неподвижно лежащую женщину. Выслушивали сердце, проверяли зрачки. Изучали результаты анализов, электрокардиограмм.
Потом удалились в кабинет главврача больницы. О чем-то спорили, что-то доказывали.
Наконец пришли к согласию и пригласили «родствнников».
Заключение — малоутешительное. Но подано оно под приправой обнадеживающих словечек и множества непонятных простому смертному медицинских терминов.
Как понял сын, все зависит от природы, она бывает и целительной, и губительной. Неплохо, конечно, перевезти больную в престижную клинику, в тот же израильский центр, но в настоящее время её нельзя трогать — опасно.
Опустив голову, Родимцев согласно кивал. Действительно, все зависит от природы… Да, мать нетранспортабельна — сразу видно… Конечно, когда она малость окрепнет, можно — и в Израиль, и в Германию.
На самом деле парень не думал о перспективах трудного лечения, вообще ни о чем не думал. Его охватила холодная ярость, руки машинально сжжимались в крепкие кулаки, заиграли желваки на скулах. Попадись ему сейчас подонки, напавшие на мать — порешил бы их без суда и следствия, каждого разодрал бы пополам!
В заключении короткого собеседования Ольхова выложила перед медицинскими светилами солидную пачку долларов. В уплату за участие в консилиуме и за предстоящее лечение. Деньги вызвали неодинаковую реакцию: одни скромно отвели в сторону глаза, даже покраснели, другие, не смущаясь, принялись делить пачку на равные доли.
— Отдельно — на лекарство, — снова открыла бездонную сумочку банкирша. — Пусть вас не смущают бешенные цены.
Облагодетельствованные профессора раз»ехались. Кто — в руководимые ими клиники и институты, кто — на дачи. В кабинете главврача остались сын пострадавшей и его хозяйка. Парнишка-доктор понял — им необходимо побыть одним и побежал по палатам.
— Не падай духом, младенчик, — Вавочка жалеюще провела теплой ладошкой по щеке парня. — Выздоровеет твоя мамочка, обязательно выздоровеет! Бородатые академики не дадут ей пропасть. Им тоже кушать-пить хочется, а для этого необходимы башли. И — немалые, — она заходила кругами вокруг сидящего телохранителя. — Поэтому — выше нос! Теперь нам предстоит вычислить подонков.
Она повернулась спиной к Родимцеву и снова сняла трубку телефона. Послушала продолжительные гудки, будто примерялась к ним. Или — мысленно проигрывала предстояшую беседу. Говорила так тихо, что Николай почти ничего не понял. Речь шла о какой-то встрече на «нейтральной» территории. О крупной сумме в долларах, которую кто-то получил, но до сих пор не отработал. О неприятностях, которые она, Ольхова, может организовать либо абоненту, либо его окружению.
— Сейчас поедем домой, — удовлетворенно проворковала она Родимцеву. — Тебе нужно отдохнуть, придти в себя. Завтра в десять утра — поездка на природу…
В особняке — тишина. По информации дежурного охранника хозяин, прихватив с собой Бобика и двух телохранителей, неизвестно куда уехал. Обещал возвратиться завтра к вечеру. Рекса оставил на «хозяйстве». Пожалел все ещё хромающего парня.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно поговорила Вавочка, заботливо провожая Николая в его комнату. — Никто не помешает нам. Советую принять пару рюмок водки и завалиться на диван.
