— Кто его знает? — пожал плечами Николай. — Что ФСБ, что менты — для них причин не существует, сами их придумывают.
— А менты за что окрысились?
— По пьянке набил морду участковому. Тот тоже был пьян и оскорбил мою мать.
— Ну-ну, — недоверчиво протянула банкирша. — Давай бреши дальше.
Сценка, в которой любящий сын пробирается к родному дому, чтобы издали поглядеть на тоскующую мать, не вызвала подозрений. Нападение малолеток тоже принято на веру. А вот с милицией — закорючка.
— Признаться, тоже не люблю ментов. Но чтобы они так просто окольцевли невинного парня, да ещё подбросили ему пакетик наркоты… Не верится.
Разгорячившись, Николай поведал аналогичные истории со своими сверстниками или просто соседями по дому. Одному подкинули оружие, второму — наркоту, третьему подставили шлюшку, которая обвинила его в изнасиловании. Большинство этих баек наспех придуманы — следствие обиды на правоохранительные органы, но кое-что, действительно, происходило.
Ольхова насмешливо покачивала головой, накручивала на пальчик и снова раскручивала свисающий на лоб локон.
Наконец, парень иссяк. Залпом выпил бокал нарзана.
— Вот и все. Куда деваться — ума не приложу. К матери нельзя, друзья не примут, побоятся. Единственная была надежда на Сансаныча, но и она рухнула.
— Не плачься, младенчик, тебе жаловаться не к лицу. Да и все твои жалобы не помогут… Сейчас поедем домой, переночуешь у меня… Не надейся, торопыга, не в одной постели. В отцовском особняке достаточено свободных комнат… Поедим горяченькго и отправимся. Генка, небось, пятый сон досматривает. Любит дерьмовый стукач пожрать и поспать…
Вера Борисовна мизинцем нажала клавишу вызова официанта. Не прошло и пяти минут, как Филя появился с подносами…
Двухэтажный ольховский особняк притаился в одном из московских переулков, будто снайпер в засаде. Высокий железобетонный забор увенчан тремя нитками колючки. Скорей всего, под током. Покрашенные в темнозеленый цвет глухие металлические ворота с калиткой. Над зданием особняка поднимается пик антенны. Пониже — чаши, ловящие космические сигналы.
Генка затормозил возле ворот. Трижды, с короткими паузами, посигналил. Открылся глазок. Невидимый охранник оглядел машину и окружающую местность. Убедился в полной безопасности.
Полотнища ворот раз»ехались. За ними — обсаженная деревями тенистая аллея, ведущая к портику особняка. Очерелная остановка перед такой же, как ворота, металлической дверью, только окрашенной в голубой цвет. Из неё вышли два парня в камуфляже с короткоствольными автоматами.
— Не беспокойтесь, парни, — свои! — промурлыкала Вера Борисовна, выбираясь из салона машины. — Я — с другом.
Увидев хозяйку, охранники опустили настороженные рыльца автоматов. Поклонились и отошли в сторону.
Демонстративно взяв Родимцева под руку и прижавшись к его плечу, банкирша повела кавалера в дом. В холле сбросила на мягкий диван темную накидку с меховой опушкой, не отпуская Николая, повела его по лестнице, застеленной ковровой дорожкой, на второй этаж.
— Приглашаю в свою берлогу, — по пути об»явила она. — Не на ночь, конечно, с этим мы, кажется, уже разобрались. Выпьем по чашечке кофе и пойдешь баюшки-баю. В свою комнату… Не могу без кофе, — по детски пожаловалась она. — Обычный ночной рацион: крепкий кофе и снотворная таблетка.
Родимцев смотрел и удивлялся. Подобного великолепия он ещё не видел. В холле — чучело медведя с подносом в лапах. На подносе — напитки, фужеры. Второй медведь распростер когтистые лапы над столиком на гнутых ножками с раритетным телефонным аппаратом. На стенах — дорогие картины, хрустальные светильники, и — чучела, чучела. Неведомых зверюшек и фнтастических птиц.
— Любуешься на эту дрянь? — хозяйка брезгливо ткнула пальчиком в оскаленную морду какого-то птеродакля. — Папаша забавляется. Мало ему разной нечисти — грозится поставить мумии африканских туземцев…
Аппартаменты Ольховой — несколько комнат, соединенных раздвигающимися перегородками. В холле и на лестнице — чистота и порядок, а здесь — разбросанные вещи, принадлежности туалета, косметика, зонтики и шляпки. Короче, полный кавардак. В приоткрытую дверь виднеется разобранная постель со смятым в комок одеялом и кошкой, спящей на хозяйской подушке.