— Это что такое? С какой такой радости ты грабишь ресторан на нашем пятаке? — послышалось у Мораг за спиной. Она резко обернулась и с величайшим удивлением обнаружила желтокожую фею с узкими глазами, гневно смотревшими прямо на нее.
Мораг пустилась наутек.
На углу Канал-стрит она запрыгнула на проезжавший мотоцикл, который несся гораздо быстрее, чем она могла лететь, и изо всех сил вцепилась в него. Позади осталась толпа разгневанных китайских фей, которые потрясали кулаками и оглядывались, нет ли где подходящего транспорта, чтобы продолжить погоню.
— Белая чертовка! — орали они. — Грабит наши рестораны!
Когда мотоцикл доехал до 4-й улицы, Мораг, рискуя жизнью, спрыгнула на землю и кинулась домой. Быстро глянув через плечо, она убедилась, что погони нет. Похоже, удалось уйти. К счастью для нее, водитель мотоцикла был сильно выпивши, поэтому несся как угорелый.
Ага, отметила Магента, которая в это время кралась по Бродвею и заметила толпу китайских фей, упустивших Мораг. Первые стычки. Артаксеркс выслал вперед Тиссаферна и одно из восточных воинств. Значит, скоро битва. Магента хорошенько отхлебнула Фицройского Коктейля из бутыли — для храбрости. От гуталина губы стали зловеще-фиолетовыми, но зато боевой дух был поднят.
Решив, что надо подыскать укрытие, Магента отправилась на Восточную 4-ю улицу и нырнула в театр.
В театре Кэл поучал исполнителя роли Тезея, герцога афинского.
— Ты — герцог. Держись царственно.
— Чушь! — заявила Магента, выходя из-за кулис. — Тезей никогда не был герцогом афинским.
— Что?
— Тезей не был герцогом афинским. Прежде всего, в Афинах не было титула герцога.
— С чего вы взяли? — возразил Кэл.
Магента выпрямилась. Жизнь на улице закалила ее. В свои тридцать пять, с коротко остриженными седеющими волосами она была довольно мускулиста и если ее рассердить, имела очень свирепый вид.
— С чего взяла? Да я там родилась.
— Вали отсюда, попрошайка, — сказал актер.
Магента нанесла ему сокрушительный удар в ухо.
— Я ухожу, — заявил исполнитель, лежа на полу. — Серьезные актеры не могут работать в таких условиях.
Мораг влетела в окно. Наконец-то дома. Керри уже проснулась и, сидя на подушке, сооружала шляпку в тон своим светло-голубым волосам, прихлебывая пиво и слушая радио.
— Чертовы желтые феи… — начала Мораг, но Керри не дала ей договорить.
— Мораг, я как раз о тебе вспоминала. Послушай новости.
Диктор описывал сегодняшние события в Бруклине: в результате стычки в закусочной отношения между корейцами и доминиканцами сильно накалились. Волнения усиливались, закусочную окружили пикетчики.
— Очередной расовый конфликт, — сказала Керри. — Какая жалость, что люди не могут быть, как феи. Как ты была права сегодня утром!
— Да-да, — ответила Мораг, глядя в потолок.
Керри выключила радио и, похоже, задумалась.
— А что значит «чертовы желтые феи»?
— Ничего. Пустяки. Так, старое шотландское напутствие. Мы часто говорим так, встретив старого друга.
Мораг добралась до виски и направилась в кровать.
— Я, пожалуй, лягу спать. Будут спрашивать — говори, что меня нет.
— А почему обязательно нужно сидеть на моем плече? — допытывался Динни.
— А что? Хорошее жирное плечо. Много места.
— У меня не жирное плечо.
— Нет, жирное.
Они стояли на перекрестке и препирались. Возможно, случись это где-нибудь еще, такая перепалка между скрипачом и невидимой феей привлекла бы чье-нибудь внимание, но на углу Восточной 4-й улицы на них никто не обращал внимания.
Вскоре они двинулись дальше, при этом Динни был мрачнее обычного, а на Хизер спор как будто и не сказался. Динни направлялся в дешевый продуктовый на Второй авеню за своим любимым печеньем.
— Мелочи не найдется? — обратилась к нему какая-то нищенка. Динни даже не ответил, и Хизер расстроилась от такой скупости. Макинтошам не пристало отказывать беднякам в помощи.
— У нее же дома нет! Это так ужасно, не иметь дома!
— А мне плевать. Если ты так переживаешь, пойди да построй ей дом. По крайней мере, перестанешь сидеть у меня на шее.
— А я и так не сижу на твоей шее. Она слишком грязная!
Шея Динни была прикрыта густыми, черными, вечно нечесаными волосами. При его росте он иной раз напоминал пещерного человека, особенно если не брился — когда от лени, а когда оттого, что горячей воды не было.
