Я видел, как Кабанов тащил из дома старика. К солдату бросилась старуха, что-то крича. Он оттолкнул ее в сторону. Она упала, но снова поднялась на помощь деду. Кабанов выстрелил в нее. Старуха внезапно остановилась и медленно села в пыль, с удивлением разглядывая расползающееся кровавое пятно на своем платье.
Солдатам предоставлялось право решать самим – открывать огонь или нет, если появлялись чеченцы. Обычно принято было стрелять, если объекты пытались убежать или скрыться.
На другой стороне улицы какой-то бородач развернулся. Мне показалось, что он сделал это слишком резко и быстро стал уходить к ближайшему переулку.
- Эй ты, стоять! – крикнул я.
Идущие по улице люди шарахнулись к заборам и замерли, только бородач не остановился, а ускорил шаг. Солдаты вскинули автоматы. Чеченцы, стоящие вдоль заборов бросились на землю, а бородач побежал. Ударила короткая очередь. Мимо. Я хорошо прицелился и срезал бегущего по ногам.
Я подошел к сидящему на земле «чеху» и, присев на корточки, ткнул стволом пистолета в серое, мокрое от пота лицо.
- От тебя воняет, ублюдок, - тихо сказал я. – Ты понимаешь меня? От тебя отвратительно воняет.
Не размахиваясь, я резко ударил «чечена» рукояткой «стечкина». Темная бровь лопнула, из нее брызнула тонкая струйка крови. Она была какой-то неправдоподобно алой, похожей на краску.
- Что ты молчишь, когда с тобой разговаривает офицер? Ты понял, что я сказал? От тебя воняет.
Второй удар пришелся в висок. Чеченец обмяк и повалился на бок. Кровь заливала его лицо и, скатываясь с переносицы, падала на землю. Я приставил «стечкина» к голове и нажал на спусковой крючок. Гильзы полетели в сторону. Кровавое месиво забрызгало землю. Правая рука чеченца неестественно вывернулась, скрюченные пальцы вцепились в пыль, и он начал сучить ногами, стараясь зарыться головой в землю.
Нам постоянно объясняли, что мы должны быть вежливыми с местным населением. Быть вежливыми, быть дружелюбными и не превращать мирных жителей в жестоких боевиков. Но на войне очень сложно следовать правилам, которые естественны только для мирной жизни.
Оказавшись в подобных обстоятельствах, любой был бы вынужден поступать так же, чтобы выжить. На войне следует как можно быстрее забыть о том, что казалось естественным. Законы войны могут быть только жестоки. Смерть – естественная часть профессии любого военного. Я лишь старался добросовестно выполнить приказ.
Один из солдат держал молодую женщину за волосы, обхватив рукой горло и прижав к шее нож. Я закричал, чтобы тот отпустил ее. За юбку женщины цеплялся плачущий ребенок. Агапов посмотрел мне прямо в глаза, перерезал женщине горло и бросил ее на землю. Ребенок плакал навзрыд, уткнувшись лицом в землю, и солдат наступил на него ногой, втаптывая в землю.
Самое трудное на войне – это убивать и оставаться при этом нормальным. Каждому было за кого мстить. Все дело было в этом.
Солдаты торопливо бегали по домам, вытаскивая из них какое-то тряпье, одежду и, отобрав наиболее ценное, рассовывали по мешкам. Каждый старался урвать свой кусок от раздираемой Чечни. Солдатам, выполняющим самую грязную работу, оставались лишь крохи.
Эта монотонная, изматывающая нервы война была полна противоречий и нелепостей. В ней не было больших сражений – просто бесконечное патрулирование, «зачистки» и бомбардировки без видимого успеха и ожидаемого конца.
Я изменил маршрут нашего возвращения. Не следовало рисковать и выбирать самый короткий путь.
Тропы не было. Перейдя реку, мы начали подниматься по крутому склону, поросшему густыми зарослями. По мере подъема он становился все круче, и нам приходилось карабкаться, цепляясь за стволы и корни деревьев. В лесу было тихо и душно. Колючий кустарник обдирал руки, и я пожалел, что не пошел по дну ущелья вдоль ручья. Но безопасность всегда оказывается важнее удобства. Там мы могли столкнуться с боевиками, если они находились в ущелье. Выйдя из леса на травянистые склоны, я мог контролировать территорию сверху. Внизу все было спокойно.
За три часа изнурительного марша мы прошли всего восемь километров. Это небольшое расстояние отняло остатки сил. Все шли как на протезах, с трудом переставляя ноги, пошатываясь. Моим единственным желанием было упасть на землю и уснуть. Даже о еде не думал. Особенно выматывало то, что шли не напрямик, а зигзагами.
