— Ни фига себе, сколько! За что? — зашептал Данила. Вопрос повис в воздухе.
— А где гусь?
— В мешке!
Действительно, после того, как Фитиль вытащил из мешка «дипломат», который стеснял птицу, мешок ожил. Гусь затрепыхался. По спокойной воде пошли круги. Но мне было не до мешка с гусем. Я во все глаза смотрел на содержимое «дипломата». Там ведь деньги, и какие! А на воде происходил странный разговор:
— Сколько здесь? — спросил Рэм-Ефрем.
— Два «лимона», как вы с боссом договорились! — ответил Фитиль. Рэм надорвал одну пачку, вытащил из нее купюру и стал проверять на ощупь.
— Не фальшивые, не бойся! — глядя жадными глазами на уплывающие в чужие руки деньги, сказал Фитиль.
— Доверяй, но проверяй, — заявил Рэм Фитилю, — мне твой «дипломат» не нужен, можешь забрать его обратно. Я к рюкзакам привык, — и, вытащив из-за спины потертого спутника туристских походов, стал перекладывать в него содержимое «дипломата».
Одна за другой пачки денег из «дипломата» исчезали в рюкзаке. Рэм заметил завистливый взгляд Фитиля. От последней, разорванной пачки он отделил несколько купюр и щедрой рукой передал их Фитилю.
— Это тебе от меня, небольшая доплата!
— Спасибо!
Фитиль взял деньги и не знал, куда их спрятать. На нем были удлиненные эластичные спортивные трусы без карманов и такая же облегающая майка. Нам, сидящим сбоку, было хорошо видно, как он тут же спрятал деньги за пазуху. А вот те, кто смотрел на это действо со смотровой площадки, вряд ли могли увидеть заначку Фитиля.
Тысячи вопросов зароились в голове! Что за торг на воде? За что платится такая большая сумма? Но тут в этом импровизированном спектакле наступило второе действие. Рэм-Ефрем в ответ выставил на корпус байдарки свой товар. Это был небольшой мешок.
Рэм развязал узел и показал его содержимое Фитилю. На непонятный товар упали лучи солнца. Такой ослепительной радуги, такого ослепительного блеска я никогда не видел. Казалось, зажглось новое солнце.
— Самоцветы… — прошептал Данила.
Мы смотрели на тот берег во все глаза. Одна Наташка, повернувшись к дельцам спиной, выражала им полное презрение. Похоже, оскорбилась.
Конечно, оскорбилась! На этом берегу лежит не менее красивый, живой товар, а эти два торгаша не обращают на нее внимание. Как бы в отместку бесчувственным мужланам даже сама природа отвернулась от них. Между Наташкой и местом сделки ветром снесло плавучий островок из камышей. Он полностью отгородил божественное создание от Рэма и Фитиля.
А напротив непонятное для нас действо продолжалось. Фитиль заглянул внутрь мешка с самоцветами, взял в руки один из самых крупных камней, посмотрел его на свет, удовлетворенно хмыкнул и, вместо того чтобы кинуть его обратно, сунул за пазуху. Поступок Фитиля — откровенное воровство — Рэму-Ефрему не понравился.
— А ну положи на место.
Фитиль хищно сжал губы и процедил:
— Я не для себя!
— А мне наплевать для кого! У меня камни поштучно посчитаны, все до одного передашь своему боссу, Корявому Сучку.
Рэм-Ефрем отобрал камень и бросил его в мешочек. Потом туго-претуго затянул мешок и завязал на морской узел. Мешочек с самоцветами и пустой «дипломат» он передал Фитилю.
— Вот так будет лучше!
Казалось, сделка совершена, продавец и покупатель обменялись товаром и деньгами. К Рэму перешли деньги из «дипломата», к Фитилю — товар из байдарки. Осталось им только пожать друг другу руки и разбежаться в разные стороны. Фитиль под пристальным взглядом Рэма сунул полученный мешочек с драгоценными каменьями в другой, большой, мешок, где у него трепыхался украденный гусь. А вот рюкзак с деньгами так и стоял на корпусе байдарки, Рэм никуда его не прятал. Он ждал, пока отъедет покупатель Фитиль.
— Чего ждешь? — поторопил Рэм Фитиля. Гидроцикл перегораживал дорогу байдарке. Фитиль нехотя стал разворачивать своего водного коня.
В это время из-за кустов, нависавших над водой, прямо напротив места сделки, медленно-медленно, подобно утреннему солнцу, стала выплывать милицейская фуражка. Чем выше она поднималась, тем длиннее становились лица у покупателя Фитиля и продавца Рэма.
— Г-гы… милиция! Попались! — придурковато улыбнулся Фитиль. Внезапная бледность вкупе с природной трусостью стерли с его лица наглые черты.
