— Если капитан на лошади, он ускользнет от нас, — сказал Арман-Луи.
— Я давно знаком с мадам Евфразией, — похвастал Каркефу. — Это довольно скромная, всегда укутанная особа. Занавесочки на её окнах, как и сейчас, обычно целомудренно опущены. Она раздвинула бы их, если бы услышала топот копыт: значит, капитан пришел пешком.
— У этого придурка на все есть ответ, — заметил ему Рено.
— Увы! господин маркиз. Пусть я придурок, да все вижу! Позвольте, я вручу мою душу Богу… Рапира капитана, может быть, чуть короче рапиры мэтра Ганса, но зато рука капитана будет посильнее. Не пройдет и часа, как он продырявит мою кожу… бедная моя дорогая кожа!
Луна хотя и была в окружении нескольких белых ватных облаков, но в бледном её свете все же просматривался большой кусок дороги. Деревья стояли не шелохнувшись. Тихо, ни ветерка. Только филин ухал где-то во мраке ночи.
— А если нам уехать? — спросил Каркефу.
— Вино подано, значит, его надо пить! — ответил Рено на шутку шуткой.
— Ах, господа, всем известно, что я не пью!
— Лицемер! — перебросился словом и Арман-Луи.
В то время красная дверь одинокого домика открылась и внезапно вырвавшийся из неё свет залил дорогу. Силуэты двух теней вырисовывались в квадрате освещенного пространства: один из них тотчас огляделся вокруг и глубоко завернулся в плащ, заботливо высвободив правую руку. Затем дверь закрылась, погасив свет, и все погрузилось во мрак.
Почти сразу на дороге послышались шаги.
— Вот он! — прошептал Каркефу.
Капитан бодро вышагивал, напевая.
— Вы слышите? — снова проговорил Каркефу: — Громовой голос, Геркулесова поступь… Господа! Мне плохо, я теряю сознание!
Каркефу упал и, ползя по земле, крепко привязал к стволу дуба, по правую сторону дороги, один конец веревки; другой её конец он обмотал и туго затянул вокруг березовых пней, по левую сторону дороги.
Та же самая веревка, что недавно привела в ужас мэтра Ганса, теперь была натянута на высоте шести дюймов над землей и совсем не заметна в темноте.
Капитан Якобус только что углубился в лес. То ли из присущей ему осторожности, то ли потому, что ему послышался легкий шорох, но уже с первых шагов он остановился и пристально вгляделся в неясные очертания дороги.
— Помоги нам, Бог Фехтования! — прошептал Рено.
Или Бог Фехтования внял молитвам дворянина, или капитан не заметил ничего такого, что подтвердило бы его внезапную настороженность, — но он снова двинулся вперед. Минута или две отделяли его от столкновения с натянутой веревкой. Каркефу затаил дыхание. Капитан ускорил шаг — но вдруг он зацепился ногой за веревку, упал и растянулся на дороге.
Страшные проклятия сорвались с его губ, но, прежде чем подняться, он попытался выхватить из ножен ту самую рапиру, при одной лишь мысли о которой Каркефу холодел.
Вскочив на ноги, капитан огляделся: три человека, обнажив шпаги, преграждали ему путь.
— Не волнуйтесь! — сказал ему Каркефу. — Я взял на себя труд освободить вас от этой слишком острой железки ничего: нет более опасного для человека, который падает.
— Ах, так это засада! — сказал капитан, скрестив руки на груди.
— Сударь, мы можем объясниться, — холодно заверил его Рено.
— Трое против одного?.. Если вы дворяне — это не по правилам, но если вы бандиты — что вам нужно?
Г-н де ла Герш подошел к нему ближе:
— В замке, неподалеку отсюда, живут старик, молодая девушка, десять жалких слуг. Один человек, вопреки гостеприимству хозяев, задумал план похищения девушки, живущей под присмотром старика. А вы, капитан Якобус, не задумываясь, предлагаете гостю свои услуги и услуги своего отряда, чтобы осуществить его затею, к тому же за это преступление он обещал вам сто золотых экю — и это поступок дворянина?
В ответ капитан выхватил из-за пояса кинжал и в бешенстве выкрикнул:
— Ты забыл, что у меня есть ещё и это оружие? Умри же! — и, словно пантера, он набросился на Армана-Луи.
Но молодой человек увернулся от его выпада и, скользнув под руку капитана, схватил его за горло с такой силой и так резко, что с синим лицом и налитыми кровью глазами его враг тяжело рухнул на землю.
Не теряя ни минуты, Каркефу связал ему ноги и руки.
