— Что с ним произошло? — спросил Джонс, проследив за взглядом медсестры.
Эмма заколебалась и соврала, что толком не знает, потому что ей совсем не хотелось расстраивать его страшными подробностями. Вздохнув, она поспешила перейти в библиотеку.
— Смотрите, у нас здесь есть бильярдный стол. Вы играете в бильярд?
— В бильярд? — переспросил он, и на его скулах дрогнули желваки. Эмма не поняла, собирался ли он улыбнуться или нахмуриться. — Не знаю.
— Ну конечно, — сказала она, кляня себя за бесчувственность. Скорее всего, он хотел нахмуриться. Точно собирался нахмуриться.
— Что ж, — продолжила Эмма, — не сомневаюсь, что мы найдем вам приятеля, который вас научит.
Он задумчиво оглядел стол и книжные полки.
— Хотите… — начала было Эмма.
— Скажите, — прервал ее офицер Джонс прежде, чем она успела предложить посмотреть зал для занятий прикладным искусством, — нельзя ли мне пройти в свою комнату? Это утро такое длинное.
— Сначала вам нужно к доктору Арнольду, — ответила медсестра. — Но я сначала хотела показать вам…
— К доктору Арнольду? — впервые он посмотрел прямо на нее. — Сейчас?
— Ну да. Он ждет вас.
— Тогда, пожалуйста, не будем заставлять его ждать.
— Конечно, — согласилась Эмма. — Не будем.
Она снова подставила ему руку, но Джонс этого даже не заметил. Поэтому она рывком опустила ее и повела пациента по библиотеке через дальнюю дубовую дверь к кабинету доктора.
Офицер Джонс больше ничего не сказал, пока они шли по коридорам госпиталя, лишь неотрывно рассматривал через мутные окна со свинцовыми шпросами падающий снег. Испугавшись, что из-за мыслей, в которые он погрузился, бедняга совсем раскиснет — ведь это вполне может случиться, — Эмма постаралась отвлечь его какой-нибудь историей. Она принялась рассказывать о том, что в елизаветинские времена это здание являлось обширным особняком в поместье. Но год назад его переделали в военный госпиталь, который специализировался на ранениях головы. Она опустила тот факт, что это место успело послужить еще и психиатрической больницей для женщин, страдающих истерией, посчитав, как и в случае с недостатком общения за обедом, что так будет лучше.
Эмма остановилась возле кабинета доктора Арнольда.
— Вот мы и пришли, — пояснила она, что было и так ясно. — Доктор позвонит мне, когда вы закончите, и я провожу вас наверх.
— Спасибо, — поблагодарил офицер Джонс, — вы очень добры.
— Ну что вы, — сказала Эмма, почувствовав, как ее сердце вновь наполнилось жалостью, несмотря на отсутствующий вид офицера. — Мне было исключительно приятно.
Он смотрел, как благонамеренная женщина торопливо удаляется прочь вместе со своей болтовней, улыбками и преданиями про старинные особняки. Он уже знал, что раньше в госпитале располагался дом для умалишенных. Водитель санитарной машины рассказала. «Говорят, там есть привидения», — с милостивым пренебрежением к его расшатанным нервам поведала она. Убедившись, что сестра Литтон ушла, Джонс глубоко вздохнул, постоял в тишине, чтобы обрести твердость духа, и постучал в дверь кабинета. Несмотря на усталость, он был счастлив оказаться здесь. Ему пришлось с нетерпением дожидаться места в Пятом королевском госпитале, потому что лечащий врач в лондонской больнице общей практики сказал, что за Арнольдом закрепилась репутация волшебника, творящего чудеса.
Джонс ненавидел фамилию, которой его теперь называли, но приучился соотносить себя с ней, свыкся с досадным ощущением неправильности, потому что понятия не имел о том, какая фамилия правильная. И ему было необходимо чудо. Он не представлял, как сможет существовать в этом жутком месте, где от стен отдается эхо, где он будет видеть сгорбившихся в креслах гостиной людей и того постоянно трясущегося типа. Но он твердо верил, что Арнольд поможет ему выбраться отсюда, исцелиться.
Вспомнить.
Он отчаянно хотел вспомнить.
Дверь открылась. Из-за нее выглянул худой пожилой мужчина. У него были седые, тщательно расчесанные волосы и еще более седая борода. Одет он был в широкие брюки и жилет, на шее красовался галстук-бабочка, а поверх всего был накинут вязаный кардиган. Доктор улыбнулся, наклонил голову и взглянул на нового пациента поверх очков.