До встречи не в этом мире - страница 2

Шрифт
Интервал
стр.
над ночным озареньем
и ложится на землю сверкающим стихотвореньем.

«Кто выбрал поэту…»

Кто выбрал поэту
терновый венок
и нашу планету,
где он одинок,
где вечно он болен
и в трансе от бед,
и всем недоволен,
и плохо одет,
где ветром продута
его голова,
и где почему-то
он ищет слова,
печалясь и маясь,
на вид, как чума,
в стихи погружаясь,
как сходят с ума,
где в праздник и в будни,
помимо всего,
бездельником люди
считают его,
где жизнь уплывает,
и где, наконец,
его ожидает
печальный конец.

«Я отправлю стихи в журнальчик…»

Я отправлю стихи в журнальчик,
Получу дорогой ответ:
«Уважаемый Мальчик с пальчик,
с сожалением пишем: нет…
В ваших строчках одни химеры:
то бессонница, то печаль…
Да к тому же не те размеры
и, неведомо чья, мораль».
И заплачу не от обиды,
что читал их дурак и хам,
чьи глаза, точно злые гниды,
проползли по моим стихам,
не от дуры смешной – природы,
изнасилованной скопцом,
а от глухонемой Свободы
с изуродованным лицом.

«Кто Музу балует любовью…»

Кто Музу балует любовью
в часы полночной тишины,
кому на свете до здоровья,
как на верблюде до луны,
и у кого ни средств, ни платья —
лишь до зари мигает свет,
кому Поэзия – проклятье,
тот, может, истинный Поэт.
И чаще умники читают,
не доверяясь сволочам,
не тех, кого не выдворяют,
а тех, кто пишет по ночам,
не отдаваясь в каждом слове,
не ухмыляясь на бегу,
а оставляя капли крови
на подкрахмаленном снегу.

«Снова праздничными флагами…»

Снова праздничными флагами
изукрашена столица,
И снуют антропофагами
электрические лица.
По Тверской от Маяковского
мерно движется эпоха.
В Институте Склифосовского
нынче будет суматоха.
Такова у нас традиция —
пусть побу йствует природа!
И сторонится милиция
от Великого Народа.
А в Кремле звенят подносами,
стелют мягкие перины,
И с распущенными косами
в залах бродят балерины…

«Друзья, наши встречи…»

Друзья, наши встречи
не помнит трава.
Но в пасмурный вечер
я ваши слова
в коробочке черной
ловлю через страх,
хотя и ученый
на ваших слезах.
За липовой дверью
двойная возня,
но все же я верю,
что к вам от меня
сквозь смрадную крышу
доходит ответ,
хотя я вас слышу,
а вы меня – нет.

«Не доверяйте секретов снам…»

Не доверяйте секретов снам:
что для науки сон…
И, плавая по коротким волнам,
не поднимайте звон.
Не открывайте друзьям своей
тайны, что Вы – поэт.
И даже в дни, когда все о-кей,
на ночь гасите свет.
Не забывайте шагов в траве
для посторонних глаз,
и прячьте записи в голове
в неторопливый час.
Не забывайте, куда ведет
злая дорожка рифм,
чтобы, когда «светлый день» придет,
встретить его живым.

«Где, как дворец на тракте, страждущим и усталым…»

Где, как дворец на тракте, страждущим и усталым
вырос морской поселок, словно в пути мираж,
как по клыкам драконов, скал золотым оскалом
огненною лавиной мчалась заря на пляж.
Медленно застывая камнем на перстне Бога,
преображалось солнце в матовый сердолик,
и представлялась слабым ласковою дорога
в каждый непостижимый, то ли на краткий миг.
В небе ль, раскинув веер, им улыбалась туча,
время ль кадило лето к новому утру дня —
каждый себя бродяга там ощущал везучим,
с нежностью глядя в море, словно в зрачок коня.
А по ночам звенели там голоса в тумане,
в вечности рассыпаясь, словно снежки в снегу,
будто болтали кегли в дремлющем кегельбане,
смутно белея на темном, призрачном берегу.

«Когда душа заполнена блевотой…»

Когда душа заполнена блевотой
и втиснута в московскую шинель,
как голубой треножник с позолотой,
передо мной всплывает Коктебель.
Вновь, словно ветерок меня ласкает,
горячим солнцем волосы пыля,
в краю, где раскаленными сосками
прильнула к небу голая земля.
Где, до краев насытив фосфор линий,
уходит солнце, прячась в валуны,
где в бухте море гусеницей синей
скользит на берег по руке луны.
И, очарован образом минутным,
покуда боль терзает мой висок,
я так слова ловлю в потоке мутном,
как будто мою золотой песок.

«О, как прекрасны глаза полуночных вестниц!..»

Юнне Мориц

О, как прекрасны глаза полуночных вестниц!
А хлеб насущный, конечно, иное дело.
Не возражаешь – проедешь в метро, и месяц
тошнит ублюдками каждую клетку тела.
Ах, дорогая, любимая Юнна Мориц!
Как жаль, что раю немыслимо жить без ада,
и нет на свете профессии «стихотворец»,
а есть и днем одеваться во что-то надо.
Читать дальше
стр.
Похожие книги
Яблоки горят зелёным
Песня о Сталине
Мы для любви все рождены…
Очарование
Божий мир