— Знаете, доктор, — вмешивается мама взволнованным кротким голосом, — мы несколько недель назад застали нашего мальчика в одной кровати с покойной девочкой. А потом они еще баловались презервативами. Это тоже могло каким-то образом оставить след на его психике?
Доктор еще более оживляется, а я уже тихо покатываюсь. Не хочу, а хихикаю.
— Значит, выходит, — крайне озабоченно сдвинув косматые брови, говорит доктор, — тут целый букет. М-да. И были ли у вас какие-нибудь соития?
— Какие именно? — глухо переспрашиваю я, специально, конечно, едва сдерживая смех.
— Ну, касались ли вы ее с перевозбуждением, проявляли ли интерес к ее половым органам?
— Да, я только и делал, что думал о ее органах.
И тут я уже начинаю ржать не понарошку. Я ржу так, как ржут, когда нельзя даже улыбаться, я ржу так, как ржут, когда вокруг серьезные лица, на которых темнеет суровое осуждение. Я уже ржу как бешеный, как сумасшедший псих из обитой войлоком комнаты. Глаза у меня наполнены слезами, и я боюсь, что, если через минуту наваждение не кончится, я либо задохнусь, либо все обратится в рыдание, и тогда меня точно запрут с психами.
— Вы, молодой человек, держите себя в руках. Успокойтесь. А она проявляла какой-нибудь интерес к вашему телу или поведению?
— Никогда! — говорю я, утирая слезы и отчаянно борясь с приступом.
— А вам когда-нибудь удавалось дойти с ней до полового слияния?
— Какого-какого слияния? Гы, гы, гы, гы, гы…
— Ну, постельного сближения?
— Ну конечно! Она же моя тетушка, — кошу под дурака. — Но мы с ней ни разу не целовались, если вас это интересует.
— Могла ли она быть беременна?
— Она говорила… Говорила, что беременна.
Опять меня начинает разбирать нездоровый хохот. Бедная моя мамочка.
— Так, — озадаченно говорит доктор. — Скорее всего, это было суицидальное действие.
— Доктор! — едва не падая в обморок, говорит мама. — Разве она могла зачать от нашего м-мальчика?
— Здесь все, знаете ли, зависит от фазы полового созревания, — пускается в рассуждения доктор, устраивая целый спектакль летающими кистями рук с ломкими пальцами. — А она, как известно, у всех людей разная. Очень редко, но бывает, что и к шести годам мальчики уже способны к зачатию. У человека возрастные рамки полового созревания подвержены индивидуальным колебаниям. У девочек от восьми до семнадцати, у мальчиков обычно от десяти до двадцати лет. Но бывает и раньше, много раньше. И вы знаете, я заметил, что чем поспешней у человека приближается фаза сексуальной зрелости, тем чаще у него встречаются психические отклонения. Вот вы когда именно начали замечать у своего сына эрекцию?
— Что-что замечать? — испуганно переспросила мама.
— Ну, стояк, подъем, мужское возбуждение…
Ой, сдохну, боюсь…
— Я не знаю, — бледнея, говорит мама.
— Может быть, вы, — обращается ко мне, щурясь и поигрывая длинными пальцами из фильма «Чужие», — помните, когда у вас начались эти мокренькие снишки, маленькие, но столь неудобные неприятности, аварии с нашей затвердевающей пушечкой…
И после этого он еще думает, что я сумасшедший, и пытается применить ко мне свои горе-теории. Наконец я не выдерживаю и говорю:
— Знаете, доктор, я прекрасно помню все ваши фрейдовские штучки и для меня давно уже не секрет, что каждая приличная девочка мечтает о сексе с отцом и жестоком групповом изнасиловании. Однако давайте говорить с вами на языке здорового человеческого общения, а не этого, простите, айболитовского сюсюканья — снишки, пушечки…
Долговязый доктор молча грызет дужку очков, смотрит на меня с апатией, как бы надеясь, что тормозов у меня не хватит, меня заклинит, и я еще раз выскажусь по второму кругу или упаду, забьюсь в конвульсиях.
— Ну что ж, — говорит после паузы, — давайте попробуем, — и только тут слегка меняет позицию длинного туловища. — Когда вы впервые вошли в нее?
— Куда? — спрашиваю.
— В тетушку.
Идиот! Осел! Шарлатан! Бездарный хиромант!
— Как я мог войти в свою тетушку? Это что-то из области религиоведения? Я что, злой дух или еще какое-нибудь бестелесное привидение?
Внезапно доктор потемнел и строго спросил:
— Вы с ней занимались сексом? Ну… Трахались? — Очевидно, это была последняя капля его клинического мастерства.
