- Отец!
- Понял я тебя. Просто говорю, что ошибку допустить всякий может... Повторять ее не следует. Но не все это понимают. Вот, скажем, каждый год одна и та же история: в самый разгар сбора урожая по ошибке не обеспечивают транспортом. А урожай не камень и не цемент. Не вывезешь - испортится. Даже час тут имеет значение. Мучаются, собирают урожай, чтобы лотом сгубить его. Я так считаю: когда ошибаются, исправляются, потом снова ошибаются - это уже преступление. Повторять ошибки, а не исправлять их - преступление. - Отец бросил окурок, загасил его ботинком и взял раздувательный мех.- Посмотрим, в каком вы состоянии, - сказал он, имея в виду пчел в очередном улье. И я облегченно вздохнул...
Пираты, посчитав меня жуликом, не дали мне обещанных пяти рублей. А для меня это было бы истинным богатством.
Я хотел купить себе книгу Керама о богах, гробницах и ученых, которую я раз десять брал в библиотеке. Некоторые места из этой книги я даже помню наизусть, так она мне нравится... Теперь моей мечте не сбыться... Но, может, еще не все потеряно. Попрошу Рубена, если он когда-нибудь решит сделать мне подарок, пусть купит Керама... Если бы у меня вообще были деньги, я бы многое накупил из того, что нужно археологам. Кисточек разных, щеточек: жестких и мягких - это чтобы счищать пыль с отрытых вещей.
Археологам еще многое нужно, чего у меня сейчас нет.
Но не все же сразу бывает...
Неужели пираты действительно уверены, что я отдал им не все деньги? По-моему, они просто не хотели расставаться с моими пятью рублями, для того и придумали все. Они назначили срок, когда я должен отдать им еще деньги.
Но прошло два дня, я, конечно, ничего им не отдал - откуда мне взять? а они пока меня не трогают. Может, отстанут? Навряд ли. Как я ни ломал голову, где мне раздобыть денег, чтобы отвязаться от пиратов, ничего придумать не мог. И я вдруг очень твердо решил, что не дам им ни копейки. Ведь и в самом деле же отдал им все деньги.
И никакого остатка у :меня нет. А если я даже достану и дам им, этим как бы признаю, что совершил нечестный поступок. Чего доброго, и сам тогда поверю, что были остатки.
Приняв это решение, я понял, что меня беспокоило, и рывком соскочил со своего тутовника, на котором сидел.
- И чего тебе не сидится спокойно? - сказал Рубен. - Ты что, белый медведь в клетке, что ли?
- Белый медведь? - удивился я. И немного вдруг огорчился: говорят, что белые медведи в клетках желтеют, а потом делаются совсем серыми. Это мне ребята рассказывали.
- Да, белый медведь. Тот самый, который мечтает о своем холодном Севере! - объяснил Рубен и вытащил из кармана маленькую зажигалку.-Мечтает, мечтает, а потом р-раз - и ныряет в бассейн, полный подогретой воды.
- А потом?
- А потом сказке конец.
- Ты больше не будешь читать?
- Скучная книга, - сказал Рубен и нажал на никелированный рычажок зажигалки. Сверкнул сноп искр, как из-под точильного камня, и загорелся огонек.- В жизни не читал такой скучной книги.
К зажигалке прикреплена цепочка, на другом конце которой кольцо. Чирк букет искр... Потом красноватый язычок пламени... Чирк!
- Рубен, у тебя бывает так, чтобы сердце сжималось?
Сжимается, и не знаешь отчего.
- Иногда бывает, а в последнее время - очень даже часто.
- А что ты делаешь, чтобы оно не сжималось?
- Пытаюсь побольше смеяться. А если не удается, беру какую-нибудь книгу и начинаю читать.
- А откуда ты знаешь, интересная книга или скучная?
- Это очень легко узнать. Все те книги, которые день и ночь читают старики, - скучные. Такие я стараюсь не читать.
Я с сомнением посмотрел на брата.
- Им кажется, что если они прожили по шестьдесят, по семьдесят лет,-продолжал Рубен,- то проживут еще столько же, а значит, торопиться некуда. Потому-то они выискивают самые-пресамые толстые и самые-пресамые скучные книги и читают их, день и ночь читают, а потом жалеют, что прочли не в пятьдесят, а в сорок дней. И после всего еще, наверное, пишут письма автору, требуют продолжения.
- Откуда ты знаешь, что письма пишут? - удивился я.
- Для этого просто надо рассуждать,- сказал брат.Ты разве не слыхал, что писателям пишут письма?
