Он еще успел подумать: «Неужели это я выстрелил? Боже мой, я же этого не хотел!..» – но силуэт, будто кукла, заваливающаяся на бок, уже куда-то исчез, прыгнула под самые руки чугунная решетка сада, тело как бы само собой перекатилось через нее, распахнулась безумная, как будто пьяная улица, дома казались обглоданными, перемолотым хламом зияли меж ними громадные пустыри, этажи один за другим заколочены были фанерой, невероятного вида экипаж двигался по мостовой: совершенно протершаяся, облупленная жестяная коробка, покореженная в столкновениях, сохранившая от стекол только режущие края – вообще, точно сошедшая с картинки прошлого века; она дребезжала, переваливаясь с боку на бок, порождая ощущение, что вот-вот рассыплется на ходу, а из выломанных дверных проемов, через дыры в корпусе и даже, кажется, через верхний люк, как репейник, торчали руки и ноги сплюснутых пассажиров.
Конкин не сразу догадался, что это автобус.
А когда догадался, то побежал, огибая его и стараясь заслониться ползущей как черепаха, нелепой, тухлой громадиной.
Он надеялся, что ему удалось оторваться, но сейчас же кто-то выкрикнул из-за спины: «Молодец!..» – и Леон, указывая дорогу, обгоняя, дернул его за рубашку. – «Туда!.. Направо!..»
Вдоль щеки его кровоточила багровая ссадина. Смуглое лицо вообще как-то изменилось, обмякнув. Но как именно – Конкин не уловил.
Времени не было.
Они проскочили длинный, сворачивающий под углом рукавчик парадняка и, перелезши через балки, провалившиеся откуда-то сверху, очутились перед массивной плитой, перехваченной дужками – на которых, присосавшись, висели четыре мощных замка. И Леон обхватил их, точно пытаясь содрать, а потом обернулся, пронзая Конкина внимательным взглядом:
– Сударь, скажите мне правду: вы сейчас в нирване или в реальности?
Конкин сначала не понял сути вопроса, но через секунду, увидев его и в самом деле изменившееся, чужое лицо – в мокрых язвах, с сиреневыми костяшками вместо носа, догадался, о чем идет речь, и, безнадежно посмотрев на свои ладони, также покрытые язвами, потрясенно, обретая сознание, невнятно ответил:
– В реальности…
– Тогда пройдем, – напрягаясь, сказал Леон. – Главное – ничего не бойтесь, сударь…
Он ударил ребром ладони по дужкам, и они вместо того, чтобы отозваться лязгом металла, смялись, точно бумажные, – разодрал образовавшуюся щель – и, протиснувшись сквозь нее, они вылезли на пустырь, простершийся, казалось, до самого горизонта.
Собственно, это был не пустырь, а скорее луг, поросший дурманными жесткими травами. Серые метелки их качались выше колен, трепетали вкрапления лютиков и ромашек, плотные заросли иван-чая вздымались из старых ям, а за маревом смога, на другой стороне, словно горы, угадывались призрачные очертания зданий. Видимо, луг находился внутри городского квартала. И дома опоясывали его по периметру.
Бутафория. Всюду бутафория, подумал Конкин.
Ему не хотелось жить. Мир открылся такими отталкивающими подробностями, что дальнейшее существование в нем не имело смысла.
Секта – людей.
Конкин даже замедлил шаги.
Однако Леон, дожидавшийся его у кустов, нетерпеливо подергивался.
– Все в порядке, – сквозь горловые хрипы сказал он. – Здесь владения Цветика, сюда они сунуться не посмеют. Потому что Цветик очень не любит «люмпенов». А кстати, вот и он сам…
Вынырнув откуда-то из-за бурьяна, мерной, тяжелой поступью, словно при каждом шаге проваливаясь по щиколотку в дерн, приближалось к ним чрезвычайно грузное, низкорослое существо, представляющее собой нечто среднее между медведем и человеком. От человека у него было лицо – правда, фиолетового оттенка, с выдающимися надбровными дугами, а от медведя – толстое, покрытое шерстью туловище, раздающееся на бедрах и формой своей напоминающее мешок. Уши, как будто у зверя, торчали над головой, и он, точно зверь, похрапывал на вдохе и выдохе.
– Люди, – густым басом сказал он. – Люди. Зачем – люди? Давно не видел.
От него распространялся мясной отвратительный смрад. А могучие лапы начали медленно подниматься.
Тогда Леон очень ловко вставил ему сигарету между когтей, и, в свою очередь прикусив пластинками рта кончик фильтра, произнес с искусственным лихорадочным оживлением:
