Патриарх спросил грубо:
– Видели Карантин?
– Да, – сказал Милн.
И ничего не добавил, потому что добавлять было нечего.
– Ну что? Будете работать?
– А почему бы вам не направить меня в армию? – предложил Милн. – Там я принесу больше пользы, чем растрачивая время и силы в дурацких маскарадах.
Патриарх сдержался. Все-таки перед ним сидел Наполеон. Этот замкнутый, высокомерный юноша с изумительной легкостью победил в четырех военных играх, начисто разгромив коллективный разум генштаба.
– Вы думаете, Милн, что у вас нет дублера? – прищурившись, спросил он.
– Думаю, что нет, – спокойно ответил Милн.
Он был прав. Легко заместить Спинозу: многим ли даже в то время был известен скромный шлифовальщик стекла? В крайнем случае соседи удивятся, решив, что нищий философ окончательно спятил. И очень сложно заместить полководца, который постоянно находится под прицелом тысяч внимательных глаз, чьи привычки, вкусы, наклонности изучены тщательно и до предела. Здесь мало одной внешности, внешность можно скопировать, это нетрудно. Но здесь должен быть темперамент Наполеона, и честолюбие Наполеона, и главное, – грандиозный военный талант Наполеона, иначе кандидат проиграет первое же сражение и все полетит к черту.
Патриарх сказал:
– Незачем направлять вас в армию, Милн. Поздно. Лет тридцать назад это, возможно, имело бы какой-то смысл, но не теперь. Война проиграна. Впрочем, и тридцать лет назад тоже не имело смысла: событиями тогда вершили не полководцы, а политики и дипломаты.
Милн пожал плечами:
– Помойка не есть артефакт развития. Помойка есть неизбежный порок нашей цивилизации. Вы осуществите ваш Поворот истории, «великий скачок», и она возникнет на сто лет раньше – только и всего.
На запястьях его краснели следы от наручников.
– Ладно, – миролюбиво заметил Патриарх. – Вы, конечно, меня переспорите. Вы научились дискутировать у себя в университете. Я хочу сказать другое: с вами была девушка, Милн, подумайте о Жанне. – Он посмотрел, какая будет реакция. Реакции не было. Милн сидел по-прежнему – нога за ногу. – Мы можем отправить ее в Карантин или на фронт с эшелоном «веселых сестер». «Сестры» неплохо зарабатывают – солдаты щедры, потому что не знают, будут ли они живы завтра…
Милн сухо ответил:
– Разве я отказываюсь работать на вас? Я не отказываюсь. Но Жанна пойдет со мной.
– Жозефиной Богарнэ? – ядовито спросил Патриарх. – Нет, Милн, Жанна останется здесь. Тогда мы будем уверены, что вы обойдетесь без самодеятельности. Обещаю вам, с ней ничего не случится.
Милн немного подумал.
– У меня вопрос, – сказал он.
– Пожалуйста.
– Что происходит с теми людьми, которых мы замещаем?
Патриарх выпятил нижнюю губу.
– Вы играли в бильярд, Милн? Шар бьет по шару. Мы вышибаем их дальше в прошлое. Если хотите – да! – в определенном смысле уничтожаем их!
Они помолчали.
– Хорошо, – наконец сказал Милн. – Но давайте быстрее. Надоело, честное слово. И не думайте, что вам удастся меня обмануть. Пока я не буду уверен, пока я не буду уверен, что все идет именно так, как надо…
– Не беспокойтесь, – устало сказал Патриарх. – Получите свою Жанну.
Он был разочарован. Неужели они ошиблись? Настоящий генерал Бонапарт при упоминании о Жанне просто пожал бы плечами. Что такое любовь, когда речь идет о власти и славе?
– Завтра же начинайте подготовку, – приказал он.
– Сегодня же, – ответил ему Милн.
Обоих привезли вечером, когда остывающее светило уходило, потрескивая, в длинные темно-зеленые тучи на горизонте и багровые тени протянулись от ворот через весь казарменный двор. Чингисхан сдался сам, не выдержав жажды, и его прикончили дезертиры, а Праксителя загнали на верхотуру вокзала, под дырявую арку, у него был пистолет, он отстреливался, а когда патроны кончились, бросился с пятиметровой высоты на бетонную площадь.
Милн сидел у окна и видел, как черный пикап с кровавыми, грубо намалеванными крестами въехал во двор и санитары в синих халатах выкатили из него носилки.
– Скорая помощь, – сказал кто-то.
Все побежали. И Милн побежал тоже. Однако в коридоре пропустил других и, прижавшись к пластиковой стене, кося по сторонам, прочел записку. Записку только что сунул раздатчик – не глядя, торопливым движением. «Встретимся в преисподней». Подписи, разумеется, не было. Он скатал крохотный замасленный шарик и проглотил его.
