Он посмотрел на часы в уголке монитора. Было уже поздно, и, возможно, он был уже не в состоянии мыслить здраво. Было просто нелепо предполагать, что убийца разговаривал с ним лично. И все же он был рыжий, и он единственный связал все убийства в серию. Возможно, убийца похлопывал его по спине, ободряя идти дальше. Но как убийца мог знать, что Ньюсон знал о серии? Может быть, кто-то читал его переписку? Или он просто сошел с ума?
В три часа ночи Ньюсон лег спать. И хотя всего несколько часов назад он занимался любовью с Хелен Смарт, именно сержант Уилки привычно заняла его мысли перед отходом ко сну. Возможно, он именно по этой причине хранил верность воспоминаниям о Кристине Копперфильд. Ему было плевать, издевалась она в детстве над Хелен или нет. Это была красивая женщина и, главное, не Наташа Уилки. Ньюсон чувствовал, что, пока хотя бы краешком ума он мог думать о другой женщине, а не о тайно обожаемой коллеге, он не безнадежен.
На следующее утро, подходя к центральному входу Скотленд-Ярда, Ньюсон испытал на прочность силу своего духа. Он наблюдал, как мерзкий Ланс привез сержанта Уилки на работу. Она по-девчоночьи слезла с заднего сиденья огромного мотоцикла, прямо как влюбленная малолетка. Почему, сердито подумал Ньюсон, помимо всего прочего, Ланс водит мотоцикл? Кем он себя возомнил, нарядившись в кожаную куртку и ботинки со стальными носами? И с этой своей наколкой на руке, которая напоминала миру, что панк не умер? Ньюсон знал, что он никогда не смог бы сделать татуировку; они бы ужасно смотрелись на его тонких белых руках. И заберись он на этот огромный «кавасаки», он бы точно не достал до земли ногами. Лансу хорошо, он без усилий садится верхом на стального коня; его длинные, утянутые в джинсы ноги с огромными ботинками спокойно удерживают сияющего черного зверя с цилиндром в тысячу кубических сантиметров, пока Наташа становится на цыпочки, поднимает забрало шлема и целует его.
Ньюсон в агонии наблюдал, как Ланс обхватил тонкую талию со спокойным видом собственника и притянул ее поближе, так что короткий летний сарафан пополз вверх по ее телу. Ньюсон замер в восторге при виде оголенных Наташиных ног, он надеялся, что платье задерется еще и… И вдруг сердце у него упало, когда он понял, до чего докатился.
— Доброе утро, Наташа. Доброе утро, Ланс, — приветливо сказал он.
— Как дела, парень? Нормально. Да. Ну, ладно, — ответил Ланс, впихивая в одно скомканное предложение необходимый набор вежливых фраз. Он обнял Наташу в последний раз, подтвердив свое право на нее, и добавил: — Пока, Таш. Не сиди допоздна, ладно? А то я пойду в паб и останусь без ужина, а это нехорошо.
— Я приеду не позже семи, дорогой, — ответила Наташа.
— Да, и осторожнее там с этими придурками. Не вздумай вернуться с разноцветными волосами на лобке, ага? Я серьезно, детка. Я ж беспокоюсь о тебе. А это просто хрень какая-то. — Ланс посмотрел на Ньюсона, как будто хотел сказать, что именно Ньюсон в какой-то степени несет ответственность за «хрень», которую Наташа вынуждена наблюдать, работая в полиции. Он пнул стартер и с ревом укатил.
Ньюсон почувствовал, что должен что-то сказать.
— Наташа, ты нарушила правила. Нельзя обсуждать следствие в нерабочее время.
— Ой, да ладно тебе, Эд, все это делают. Разве ты так не поступаешь?
— Представь себе. Нам только утечки информации не хватает.
— Ланс никому не скажет, ты же знаешь. Тебе хорошо: ты приходишь домой, никто не спрашивает тебя, как прошел день, и вообще. А у меня Ланс. Ему все интересно. И что мне отвечать: «Извини, но это закрытая тема?» Нельзя говорить такие вещи своему парню!
— Можно, и даже нужно.
— Ладно, подождем, пока у тебя появится подруга, и посмотрим, сколько ты продержишься.
— У меня были подруги. И я жил с Ширли.
— Ну и что.
— И я не делился с ней секретными данными следствия.
— Это просто потому, что вы никогда ни о чем не разговаривали. Ты мне сам говорил.
Ньюсон прикусил губу. Конечно, она права. Ему легко. У него нет подруги, а когда была, отношения были настолько плохими, что с таким же успехом можно было сказать, что их не было вообще. Наташа видела в нем жалкого и унылого холостяка, Она ведь не знала, что он в нее влюблен. Но Ньюсону было трудно благодарить Бога за такие маленькие радости.
